Ангел с Чёртова острова
Шрифт:
– В смысле? – не поняла я.
– Ты такая тихая бываешь, только когда затеваешь что-нибудь.
– Да ничего я не затеваю, – возразила я, – а вот ты, например, знаешь, что женщины моргают в два раза чаще мужчин?
Он покачал головой.
– Интересно, у мальчиков и девочек – так же? – продолжала я. – А еще, если тело будет двигаться столько же, сколько глаза, мы будем проходить по восемьдесят километров в день.
– Надо же, сколько ты всего знаешь! – удивился он.
– Бабушка говорит, что мудрость – корень добра, главное – использовать ее с умом. Хорошо сказано, да, Бальтазар?
– А почему ты не зовешь меня папой? – спросил он.
– Но ведь зовут-то тебя не папой, – сказала я. Папа тяжело вздохнул, и я поспешно
– Я такая тихая, потому что пытаюсь представить, каким получится лето. Я так его ждала. И я очень тебя люблю.
У папы сделалось такое лицо, как бывает на Рождество или в день моего рождения, когда я открываю свертки с подарками, а он за мною наблюдает.
– Я тебя тоже люблю. На Крите мы отлично отдохнем, вот увидишь. Помнишь, когда мы в прошлый раз туда ездили? – Он понял, что сказал это зря, и быстро прибавил: – Но на этот раз можно притвориться, будто прежде мы там не бывали.
– Это почему? – Я сделала вид, что не понимаю.
– Андрине будет приятно, если она будет думать, что мы все там в первый раз. Тогда впечатления покажутся более яркими.
– Но разве это не ложь? – Я вытаращила глаза.
– Пожалуй, что и нет. Мы ведь не врем, а просто не всё говорим.
– Похоже, она для тебя важнее, чем мама раньше была, – сказала я.
– Нет. Или да. Или возможно. Она не важнее, но все это непросто. Всего, что было раньше, до того, как мы с ней познакомились, из памяти не сотрешь, – проговорил папа.
– Это верно, но на Крит мы тогда отлично съездили. Давай в следующий раз куда-нибудь еще? В Китай, может? – предложила я.
Папа помолчал, погладил меня по голове.
– Ты все еще надеешься уговорить китайцев одновременно подпрыгнуть? – Он улыбнулся, но как-то невесело.
– Нет, про это я уже забыла. Мне хочется прогуляться по Великой Китайской стене. Говорят, что ее видно даже с Луны. Но, наверно, это враки.
– Да, это я слышал, – сказал папа и, к счастью, больше про прыгающих китайцев не заговаривал.
В одном журнале я прочла, что если все китайцы одновременно подпрыгнут, то в океане образуется огромная волна, которая накроет США. Я подумала, что это прикольная идея, но Пони назвала ее очень жестокой. Вообще-то она права, но я же не хотела устраивать наводнение – больших волн у берегов Калифорнии мне вполне хватило бы. К тому же китайцев мне все равно ни в жизнь не уговорить – языка-то их я не знаю.
– Спокойной ночи, – сказала я.
Дождавшись, когда папа выйдет из комнаты, я сбросила одеяло, повернула голову и посмотрела в окно на небо. Оно такое светлое, что не видно ни единой звезды, но это ничего. Я-то знала – они там есть. Засыпая, я думала о том, что не поеду ни в Южную Норвегию, ни на Крит. Я сбегу, заманю следом маму с папой, а потом уговорю их не заставлять меня отдыхать с Пони и Дурмот-Дурмот-Дурмотом.
Хватит уже и того, что эти двое живут вместе со мной, пусть и в разное время. Но, по крайней мере, сейчас я могу никуда не показываться в их компании. А отправься мы вместе в отпуск – и все вокруг решат, будто Пони моя мать, а Дурмот-Дурмот-Дурмот – отец. И придется либо тратить кучу времени на объяснения, либо делать вид, будто так оно и есть. Вот только не могу же я и правда делать вид, будто так оно и есть. Ведь мой отец – это папа, а мать – мама.
5
Мама приехала за мной на следующий вечер. Волосы она заплела в две косы. Не помню, чтобы она делала такую прическу, когда они с папой были женаты. С косичками она выглядела моложе, и это мне не понравилось – вроде как это она ради Дурмот-Дурмот-Дурмота старается. Но потом я вспомнила, что он на пять лет моложе нее, и обрадовалась. Может, он уже решил, что мама чуток старовата, вот она и пытается его не разочаровать?
– Дурмот-Дурмот-Дурмот опять поехал мышцы наращивать? – спросила я, продевая руки в лямки рюкзака.
– Астрид, ну,
– Извини. Дурмот опять поехал мышцы наращивать? – поправилась я, а мама закатила глаза.
– Это его работа, – недовольно буркнула она и повернулась к папе, – ну что, купили билеты на Крит?
Он кивнул и посмотрел на маму – как смотрел на забредавших к нам время от времени сектантов, прежде чем захлопнуть у них перед носом дверь.
– Вы отлично отдохнете – вот увидите. А сперва мы с Турмодом и Астрид поедем в Южную Норвегию. Погода, судя по всему, будет чудесная, если, конечно, метеопрогнозам можно верить, – сказала мама.
– Это точно. Когда в прогнозе погоды на карте нарисован зонтик, значит, жди солнца и жары, – поддакнул папа.
Ни папа, ни мама больше не выглядели моложе, наоборот, они словно вдруг постарели и говорили о погоде, как бабушкины ровесники.
– Похоже, завтра тоже дождя не будет, – не унимался папа.
Мама кивнула, старательно отводя глаза в сторону. Мама с папой разговаривали, как будто не видя друг с друга.
– Да, хорошо бы, – согласилась она.
– Я в машине подожду. – Я обняла папу.
– Мы еще увидимся до вашего отъезда. Но я уже по тебе скучаю, – сказал он.
– И я тоже. – Я развернулась и пошла к маминой «тойоте», стараясь думать о хорошем. До скрипа стиснув зубы, я приказала себе не кукситься. Наоборот, надо радоваться, ведь меня ждет Чертов остров.
На следующий день мама с папой собирались подписать договор о продаже дачи и передать ключи новым владельцам. По-моему, оба сильно переживали. Эта дача уже давным-давно принадлежала нашей семье, тетя Агнета подарила ее родителям на свадьбу. Впрочем, она не моя тетя, а папина. Когда же родители решили развестись, тетя разрешила им продать дачу при условии, что они поведут себя как друзья и обойдутся безо всяких адвокатов. Сперва им даже и продавать ее не хотелось, и они старались ездить туда по выходным, но ни Пони, ни Дурмот-Дурмот-Дурмоту эта затея не нравилась: еще бы, ведь мама с папой столько времени провели там вместе. Вместе с дачей родители собирались избавиться и от нашей маленькой моторки – в последнее время ею пользовался папин коллега, у которого тоже дача в Швеции, только в другом месте. Когда папа сказал, что лодки у нас больше не будет, я ужасно рассердилась, но он заявил, что если дачи нет, то и лодка без надобности. Теперь новые владельцы дачи получат и лодку. По словам папы, они живут в Осло и у них сын моего возраста. Интересно, этому мальчику не стыдно забирать вот так целый кусок моей жизни? Нет, вряд ли. Мальчишки о таком вообще не думают. Мама повернула ключ зажигания, а лицо у нее при этом было бесстрастным, прямо как у манекена, и я не поняла, хороший это знак или плохой. Бабушка говорит, что почти все люди считают, будто раньше им жилось лучше. Тут они правы, по крайней мере отчасти. Когда я была маленькой, папа постоянно смешил и меня, и маму, но под конец, уже перед самым разводом, я каждый вечер слышала, как они ссорятся. Они думали, что я сплю, и принимались ругаться. Вообще-то ездить с мамой я не люблю. Она разгоняется, сигналит, ругается на всех, кто, как шутил папа, учился у другого инструктора. Прежде папа ее за это поддразнивал. Она так бесится за рулем, что мне за нее даже неудобно. Однажды мама особенно отличилась: какой-то мальчик проехал по пешеходному переходу на велике, хотя надо было слезть и катить велик рядом, так мама опустила стекло и закричала на беднягу. А мальчик оказался сыном нашей учительницы физкультуры. Иногда у меня чувство, будто мама нарочно гоняет, чтобы найти, на ком сорвать злость, однако сегодня она вела себя достаточно спокойно – может, еще и потому, что до самого перекрестка Сетермукрюссет других машин нам не встретилось, а на шоссе было столько возвращавшихся из Швеции автомобилей, что маме пришлось ехать медленно, хотелось ей того или нет.