Ангел тьмы
Шрифт:
— Я совсем не заслужила такой доброты от тебя, — прошептала она; и что-то в ее словах заставило меня кинуться к ней и сжать с такой силой, какую она только, по-моему, могла выдержать.
— Давай-ка прекрати мне это, — выговорил я, отчаянно стараясь удержать глаза сухими. Может, меня просто добила долгая ночь; может, виной тому было ужасное происшествие с мистером Пиктоном; а может, просто робкая радость от того, что она и в самом деле признала в миг этой безысходной боли какую-то глубокую и чистую связь между нами; каково бы ни было объяснение, мысль о ее потере тогда стала самым худшим, что я только мог вообразить. — С тобой все будет хорошо, — продолжал я, вытирая ей лицо рукавом и заглядывая прямо в голубые глаза. — Мы ведь уже справились однажды, правда? И сейчас справимся. Но на этот раз, — добавил я с улыбкой, — когда все получится, я сам посажу тебя на этот проклятый поезд — и ты уедешь прочь из этого города.
Она кивнула, потом опустила взгляд:
— Может… может, ты даже поедешь со мной, а?
Совершенно не соображая, что говорю, я просто прошептал:
— Да. Может быть.
Кэт пробормотала с чуть пристыженным видом:
— Я вообще не собиралась к нему возвращаться, Стиви. Но от моей тетки не было никаких вестей, и я не знала, что…
— Забудь. Сейчас нам надо беспокоиться только о том, чтобы тебе стало лучше.
На этом я рванул в смотровую доктора и схватил большую бутыль болеутоляющего, существенную порцию которого и влил в Кэт. Она совсем не жаловалась на вкус, помня о благом воздействии, которое сие средство оказало на ее судороги в прошлый раз; но ее нелады с глотанием, кажется, только усиливались, и принять лекарство оказалось совсем не просто. Однако когда она все же справилась, подействовало оно довольно быстро и облегчило боль настолько, что Кэт смогла встать, одной рукой обвила мою шею и начала подниматься по ступенькам. Но действие его оказалось временным: мы добрались только до третьего этажа, как она снова согнулась пополам и закричала, да на сей раз так, что я испугался вести ее дальше. Мы были как раз у двери в спальню доктора, и я решил, что лучше всего будет зайти туда и уложить ее на большую кровать под пологом.
— Нет! — выдохнула Кэт, когда я наполовину занес ее внутрь. — Нет, Стиви, я не могу! Это его постель, он с тебя шкуру спустит!
— Кэт, — отозвался я, укладывая ее поверх тонкого темно-синего покрывала на кровати, — сколько раз тебе надо ошибиться насчет этого человека, прежде чем ты поймешь? Он не такой.
Голова ее утонула в огромной горе мягких подушек из гусиного пуха, я осмотрел комнату, ища, чем бы укрыть ее, и наконец узрел свернутое на диване у окна стеганое одеяло в чехле из зеленого с серебром китайского шелка.
— Вот, — сообщил я, накрыв ее этой штукой. — Тебе надо согреться и дать лекарству подействовать.
Даже при всей своей боли Кэт смогла подтянуть одеяло и провести шелком по щеке.
— У него красивые вещи, — пробормотала она. — Настоящий шелк — воздух нагревается, а он остается прохладным… Как так получается, Стиви?
Я опустился на колени у кровати и с улыбкой дотронулся до ее лба.
— Не знаю. У этих китайцев полно всяких штучек.
Она снова вздрогнула, и я поднес бутыль с болеутоляющим.
— Хочешь еще?
— Да, — сказала она, но как ни старалась, так и не смогла почти ничего проглотить, и в конце концов оставила попытки. Обхватив руками живот, она опять вскрикнула, потом начала пугающе скрежетать зубами.
Только тут до меня начало доходить, что это, возможно, нечто такое, от чего не избавиться дозой болеутоляющего; и я, велев Кэт держаться, побежал в кабинет доктора и раскрыл его книгу адресов и телефонных номеров, где в итоге нашел запись насчет доктора Осборна, славного коллеги доктора, который, как я знал, жил неподалеку и часто оказывал нам добрую услугу, когда в доме кто-то заболевал или был ранен. Я помчался к телефону в буфетной, вызвал оператора и велел ей соединить меня, но горничная в доме доктора Осборна сообщила, что он ушел на обход в больницу Святого Луки и вернуться должен лишь через пару часов. Я попросил женщину передать, чтобы он перезвонил, как только вернется, и помчался обратно в спальню.
С огромным облегчением выдохнул, увидев, что болезненные спазмы Кэт, кажется, прошли, по крайней мере — на время, снова опустился на колени у кровати и обеими руками обхватил ее холодную левую ладонь. Кэт повернула голову и улыбнулась мне.
— Я слышала, как ты там внизу. Пытался вызвать мне доктора…
— Он совсем скоро придет, — кивнул я в ответ, потом тихо пошутил: — Уверена, что протянешь?
Кэт кивнула:
— Я еще ой сколько протяну, Стиви Таггерт, — прошептала она, по-прежнему улыбаясь. — Вот увидишь.
Оглядев комнату, Кэт внезапно глубоко вздохнула.
— Никогда ко мне не приходил доктор за мной ухаживать. И уж конечно никогда у меня не было шелкового одеяла. Приятно…
Потом ее улыбка исчезла, и я поначалу испугался, что боль возвращается; но на ее лице проявилось лишь любопытство:
— Стиви… никогда не спрашивала у тебя об одной вещи…
— Да, Кэт?
— Как же так выходит? Ну, в смысле, что ты все это время присматриваешь за мной?
Я сжал ее руку сильнее.
— Что-то не похоже это на девушку с большими планами, которую я знаю. Как же мне надеяться, что ты наймешь меня прислугой, если я не буду сейчас с тобой любезен?
Она подняла правую руку и слабо шлепнула меня.
— Я серьезно. Почему, Стиви?
— Спроси у доктора Крайцлера, когда он доберется сюда. У него уйма объяснений.
— Я спрашиваю тебя. Почему?
Я только покачал головой и слегка пожал плечами, потом опустил взгляд и посмотрел на ее руку.
— Потому что забочусь о тебе, вот почему.
— Может, — выдохнула она, — может, даже и любишь меня чуть-чуть, а?
Я снова пожал плечами.
— Ну да. Может, даже и люблю.
И поднял взгляд, когда она осторожно прикоснулась пальцем к моему лицу.
— Ну, — сообщила она, губы ее сначала недовольно сморщились, но потом нежно улыбнулись, — ты знаешь, от того, что скажешь это, ты не умрешь… — Потом отвернулась к окну, в голубых глазах отразился серый свет затянутого облаками неба. — Так, значит, Стиви Таггерт, может быть, меня любит, — прошептала она как будто в некотором изумлении. — Да что ты знаешь об этом?..
Окна слегка задрожали, когда с первым ударом грома буря наконец обрушилась на город. Однако Кэт, похоже, ничего не услышала; с этими последними словами она уснула, и я решил, что сие — признак того, что настойка подействовала. Обеими руками сжимая ее руку, так крепко, что чувствовался пульс на ее запястье, я положил голову на шелковое одеяло и стал дожидаться звонка доктора Осборна…
Но разбудил меня не телефон. То было аккуратное, но твердое прикосновение доктора Крайцлера, отводящего мои пальцы с мертвой руки Кэт.