Ангел. Презумпция жизни

Марс Остин

– Мне такая девчонка не светит…

Я оскалился:

– Светит-светит, нужно только хорошо всё устроить!

Он бросил на её фотку короткий взгляд, тут же отвёл глаза, прошептал ещё тише:

– Я всё равно не хочу влюбляться. Я просто восстановлю ей систему и забуду о ней.

Я схватился за голову, взревел:

– Не забудешь, уж поверь моему опыту!

Тот я покачал головой и решительно выключил комп, быстро разделся, влез под одеяло, неподвижно уставился в потолок. Я подошёл к нему, сел на кровать, заговорил тихо, как с больным родственником:

– Послушай,

я знаю, как тебе сейчас… как тебе последние два года было. Это плохо, с этим нужно заканчивать. Любовь – не болезнь, к ней не вырабатывается иммунитет, от неё не сделаешь прививку! Поверь мне, нужно просто принять её и всё. У вас всё будет хорошо, только не строй из себя чурку бесчувственную, веди себя так, как хочется, не бойся показаться заинтересованным…

Лежащий в постели я болезненно поморщился и отвернулся от меня к стене, укрывшись с головой. Я выдохнул и поднялся, свирепо стиснул зубы, угрожающе ткнул пальцем в старого себя:

– У вас всё будет хорошо! Я это устрою. И ты мне ничего не испортишь, понял?!

Одеяло презрительно фыркнуло, я скривился от досады и прощёлкнул время вперёд.

***

Я стоял на газоне напротив лавочки, в ожидании, что всё вот-вот начнётся. Тщательно выбритый и порезанный в трёх местах я сидел, свирепо уставившись в монитор Ксюхиного ноута, в то время как она сама сосредоточенно рассматривала идеальный маникюр. Я ждал. Они перебросились несколькими фразами по делу, потом опять замолчали, уставившись каждый в свою сторону. Я начал беситься уже через полчаса, на мониторе шёл процесс, вопросов по делу больше не было, но эти два дятла продолжали изображать патологический пофигизм. Я рычал и тёр лицо. На мои подсказки никто не реагировал. Я решил попробовать снова:

– Скажи ей, что она хорошо выглядит.

Сидящий на лавочке я бросил на Ксюху опасливый взгляд, резко отвернулся, залившись краской, но промолчал.

– Ну скажи хоть что-нибудь, а?
– Взмолился я, он покраснел ещё гуще, но глаз от монитора не оторвал.
– О боже! Ксюха! Ну начни ты, я не знаю, что с этим стесняшкой вообще делать!

Ксю посмотрела на него из-под длинной чёлки, медленно провела глазами по его лицу, шее, рукам… На руках её взгляд остановился, она задумчиво склонила голову набок, наблюдая как старый я выстукивает пальцами какой-то ритм. Он заметил, мигом спрятал ладони, став цвета спелой бурячины, Ксю невозмутимо перевела взгляд на ноут. Только я со своего ракурса видел, как она улыбнулась на одну сторону и прикусила губу, та сторона лица, что была ближе к нему, осталась скучающе неподвижной. Я подошёл к малиновому себе, упёрся руками в колени, приблизив своё лицо к его, прошептал:

– Дурень! Ну посмотри на неё… Она же чудо. Она будет тебя любить, и ты будешь её любить, и вам будет офигенно хорошо вместе! Для этого нужно только не хлопать ушами, а что-то делать. Поговорить, рассмешить, ну попробуй!

Старый я понемногу поднял голову, скосил глаза в сторону девушки.

– И не надейся, - раздался насмешливый самоуверенный голос.
– Посмотри на неё, ты хоть представляешь, сколько у неё ухажёров? Тебе ничего не светит.

Я еле удержался от опрометчивого желания прыгнуть

на него и вцепиться зубами в глотку. Бес увидел моё перекошенное лицо, оскалился:

– Безнадёжно! Ты никогда его не заставишь! Точнее, - ухмыльнулся он, - ты никогда не заставишь СЕБЯ. Слабак нерешительный, - он повернулся к Ксюхе и повторил громче, для неё.
– Слабак!

Ксю поджала губы, быстро глянула на поникшего меня, отвела глаза. Я присел возле неё, игнорируя издевательские ухмылки Беса:

– Ксюш, ну помоги ему, а? Ты же видишь, ты ему нравишься! И он тебе нравится. Он такой… - я наморщил лоб, пытаясь найти в себе что-нибудь привлекательное… Задумался. Разозлился на себя и совсем растерялся. Бес мерзко захихикал, поднял брови:

– Ну так? Какой же ты, а?

– Отвали, - рыкнул я, - что я тебе, барышня, в мужике красоту искать?!

Бес заухмылялся ещё ехиднее, повернулся к краснеющему старому мне, хмыкнул:

– Забей, неудачник. Ты безнадёжен.

Мне показалось, что ко мне крылатому это тоже относится, я опустил глаза, пытаясь не скатываться в обречённость, но его слова произвели сильный эффект – я действительно подумал, что совершенно безнадёжен. И Бес тут ни при чём, я и без него не блистал успехами. Ангел-неудачник…

– У тебя красивые руки. Ты на чём-нибудь играешь?

Голос Ксю вывел меня из отчаяния, я распахнул глаза, даже не пытаясь сдержать отпадавшую челюсть. Беса перекосило, похоже, он уже видел меня сдающимся. Я послал Ксюшке нежную улыбку – эй, кто тут чей ангел? Это я должен тебя спасать. Старый я в этот момент смутился ещё больше, стал колупать пальцами часы, покачал головой:

– Я играю только на клавиатуре и нервах. А ты?

Она смущенно улыбнулась:

– Раньше на гитаре играла.

– А сейчас?

– А сейчас ногти, - она помахала в воздухе растопыренными пальцами с оранжевыми когтями по три сантиметра, он воскликнул:

– Ого! И удобно с такими?

Я расплылся в улыбке до ушей, оба моих подопечных смеялись и болтали, Бес рычал сквозь зубы. Я насмешливо сделал ему ручкой и прыгнул в яркое летнее небо, проматывая время вперёд – посмотрим, что изменилось.

***

Я сидел на неудобном пластиковом стуле, вокруг толкалась очередь из таких же болезных, мне сразу вспомнился отвратительный запах больницы и я порадовался, что сейчас его не чувствую.

А какая была задумка! Да… добился-таки, великий комбинатор, блин!

Я ещё раз глянул на себя, поморщился. Старый я шёл на перевязку. Выглядел он краше некуда, особенно правая сторона лица — опухший, отёкший, заплывший и бордово-синюшный. А поймал всего лишь один удар. Я перевёл взгляд на правую руку, мокрые грязные тряпки на которой я и шёл менять. Кра-со-та! Всегда любил открытые переломы. Профнепригоден на два месяца, стопудово. Больничных кот наплакал, плату за квартиру никто не отменял, а потрошить заветную карточку «на машину» тоже не хочется. Так что скорее всего, буду я весь больничный сидеть с клавиатурой под левой рукой и мышью под правой ступнёй, крапая очередной «левачок»… Я опять глянул на лицо, быстро отвёл глаза – ну и образина! А бровь, по ходу, навсегда такая останется.