Ангел
Шрифт:
С одной стороны, меня, хотя и боялся я себе в этом признаться, восхищала собственная неуязвимость и те ощущения величия, что падали на меня в моменты «преображения», но вместе с тем я, придя в себя, исходил потом от страха осознания полной собственной подчинённости неведомому Игроку…
Я был игрушкой чьих-то рук, инструментом чьей-то могучей, непреодолимой Воли. Куклой, которой в спину вставили ключик и заставили дёргаться, тащась туда, куда ей абсолютно не было нужно, и к тому же делать то, что она с вечера и не планировала.
…Тщательно, продуманно сделанной, смертоносной и неудержимой в своём стремлении достигать поставленной задачи, игрушкой.
Та часть мозга, которая, по идее, должна отвечать за осознанность и знание истинной цели совершаемых телом поступков, была словно отключена, обесточена. Словно кто-то, прозорливый и знающий, аккуратно и тщательно перекусил провода, ведущие к ненужному, отработавшему ресурс блоку во вполне сносно действующем всём остальном механизме. Эдакие «лишние», зачем-то засунутые производителями, «детали», без которых механизм может существовать без особого ущерба для производимой им работы в целом.
Я помнил, что я нёс смерть. Но ни кем был тот, кто умирал под моими руками, ни конечной целей и первородных причин их смерти я пока не осознавал. Враг — и всё. враг должен умереть, кем бы он ни был. Именно это меня пугало более всего! Одно дело знать, за что ты разливаешь вёдрами кровь. А другое — «выкашивать поляну» ради непонятных тебе идей, и при этом не ведать, кто, что и за что, по какой причине.
Нужно сказать, что не сойти с ума от подобного «раздвоения» мне так же явно помогало Нечто, с интонацией превосходного психолога нашёптывающего мне в сознание другие «истины», общий смысл которых сводится примерно к следующему:
«Твои действия правильны и логичны. То, что ты делаешь, должно быть делаемо тобою без раздумий и колебаний».
Вот и всё. Все доводы.
На какое-то время совесть забивалась в глухой угол и спокойно там засыпала, пока мой упрямый мозг её не находил, не расковыривал то наглухо запечатанное убежище и не начинал вновь теребить её за уши.
Тогда она раздражённо зевала и начинала заученно и монотонно бубнить о когда-то услышанном, впитанном с ростом тела, — «этические нормы, Закон, ответственность за совершаемое»… Одним словом, «кво лицет ёви — нон лицет бови»… Снова мучения, и снова — хлопанье дверью, жёсткие шаги Проверяющего по коридорам и гневный окрик: «Опять?! Тебе же, кажется, уже говорили!!!».
И так — день за днём.
Это выматывало. С одной стороны, хотелось плюнуть на все сомнения и уверить самого себя в собственной непогрешимости и исключительности. По сути, я был неуязвим. Скорее всего, в обычном моём, «гражданском» состоянии, этой «неубиваемости» был определённый предел. А вот в состоянии «берсерка», как я его мысленно обозвал… Честно говоря, предела ЭТОМУ состоянию я себе даже не представлял. Наверное, всё-таки и в нём существовали какие-то способы остановить меня? Не знаю…
…Мою память временами тревожили моменты каких-то воспоминаний на уровне обрывков ярких картин. Вот я, если я могу судить о себе в таком состоянии со стороны, с невесть где взятым автоматом пытаюсь «расковырять» на куски точно такие же тела, как и тело последнего убитого мною гиганта со странной внешностью. Пули тогда упорно не желали их смерти. Лишь разогрев ствол как следует и поменяв не один магазин, мне удавалось вытрясти их них душу.
И при этом я так и не увидел их крови. Как у обычных людей, находившихся при них неотлучно, и при моём появлении молниеносно выхватывавших оружие. Правда, я оказывался всё равно быстрее. Эти умирали мгновенно, загадив мозгами и кровью полы и стены, даже не успев выстрелить, как и полагается живому существу в их положении против меня.
А вот в смерти их «подопечных» приходилось убеждаться дополнительно. Лишь довольно длительное время не видя и не чувствуя их дыхания, я мог уйти, подержав ещё для верности их рты и ноздри закрытыми.
…Вот — тоже я, но на этот раз отчего-то вооружённый дурацким огромным ломом, размахиваю им с силой безумного кузнеца и со сноровкой заправского мастера боевого шеста, владеющего им уже на уровне подсознания.
Жертвы сопротивляются наступающей на них гибели, как могут… И даже в том странном боевом состоянии я бывал, можно сказать, несколько удивлён их крайне долго выбиваемой из них живучестью…
Их кости трещали, головы телепались, словно у китайского болванчика…, их целиком страшно сотрясало от каждого моего удара. Но они хрипели, трещали, стонали, извивались от боли, захлёбывались какой-то жидкостью… и жили.
Жили и изредка даже пытались атаковать.
…Я усиливал натиск, во мне просыпалась отдающая привкусом странной смеси ледяной «пыли» и серебра ярость. И они послушно складывались, падая к моим ногам с выступающей из ноздрей жёлтой гадостью…
Однако я сильнее всего помню их — трёх самых последних. Становясь с каждым разом словно сильнее, я сражался с ними уже голыми руками, за несколько ударов попросту выколачивая из них всяческую способность к сопротивлению. А затем, словно в вату, впихивал в их обмякшие тела какие-то странные горошины. Их свет нестерпимо резал мне глаза, а их убивал на месте.
Последний, увидев в моих руках Это, бросился было наутёк, и весьма шустро, так что мне пришлось «догнать» его, швырнув ему в спину этот сгусток энергии. Да-да, я явственно ощущал то, как распирает от мощи эти крохотные частицы Космоса, в которых бурлили яростные потоки неведомых никому из живущих Сил…
Откуда взялось это ощущение, я не могу сказать. Когда я смотрел на них и брал в руки в состоянии «покоя», они были не опаснее мухобойки. И ничто в них не проявляло себя, как оружие, чья мощь явно превосходила суммарно десяток-другой огромных водородных бомб. Откуда я чувствовал верность этого сравнения, тоже не мог понять и сам.
Однажды мне внезапно пришла в голову мысль, что работает это исчадие… неизвестно чего именно тогда, когда я «перекидываюсь», как это можно выразить…
Видимо, я являюсь для них, спящих в своём беспредельном могуществе, своего рода катализатором, детонатором, активатором, возбудителем, наконец. Как и я сам, до того момента, когда не становлюсь «нужным»…
Тогда и они «просыпаются»… и начинают готовиться «действовать».
Как бы ни хотелось мне избавиться от них, от всех разом, выбросив в пропасть, все девять оставшихся, или попросту сунув их в ближайший мусорный бак, что-то гневно «подсказывало» мне, что делать этого ни в коем случае нельзя!