Ангел
Шрифт:
– Я, кажется, не говорила, что переезжаю в Вашингтон! – воскликнула Луиза.
– Но ведь это так,– настаивал он.
Кусая губы, понимая, что нет смысла лгать или уклоняться от ответа, она кивнула.
– Да, я собираюсь переехать. Но не сейчас.
– Ты уже подыскивала школу для Дэвида?
– Нет.
– Можешь не беспокоиться об этом. Я сам позабочусь. Там есть несколько очень приличных частных школ, так что его без труда можно будет устроить в одну из них.
– Кроме совместного родительского попечения, какие еще условия?
– Значит, ты согласна
Луиза ответила не сразу. Она отвела глаза в сторону, потом опять взглянула на Гэвина и после этого быстро проговорила:
– Да, я согласна.
Гэвин облегченно вздохнул.
– Другие условия таковы: как минимум два раза в год он проводит со мной большие школьные каникулы, летние и зимние. И ты не мешаешь мне брать его во время этих каникул за границу.
Она кивнула.
– Означает ли это, что ты согласна на эти два условия?
– Да, согласна.
– Хорошо.
– Общая собственность делится пополам, Гэвин, таков закон. Что ты еще мне дашь?
– Разумеется, деньги на содержание ребенка. Но я уже говорил, по поводу финансовых вопросов надо обращаться к Бену Стенли. А еще лучше, пусть этим займется твой адвокат. У тебя ведь есть адвокат, не правда ли?
– Да.
– О'кей, значит, все решено,– сказал Гэвин.
– Решено.
– Я все-таки не понимаю, зачем тебе понадобилось приезжать. Мы могли обсудить все это по телефону,– поднимаясь с места, проговорил Гэвин.
Луиза тоже встала и пожала плечами.
– Я всегда считала, что нужно решать вопросы лично, лицом к лицу. Это мой принцип.
Решив воздержаться от комментариев, он направился к выходу. Не хотелось опять скандалов. Сейчас, когда обсуждение закончено, пусть она лучше поскорее уйдет.
Луиза торопливо шла за ним. В холле она спросила:
– Когда же ты летишь в Париж работать над «Наполеоном и Жозефиной»?
– Завтра?
– Значит, я успела как раз вовремя, да?
Не отвечая, Гэвин поднял со скамьи ее соболье манто и помог ей одеться. Какое-то время он молча смотрел на нее, потом сказал с другой, теплой интонацией:
– В молодости мы пережили с тобой много тяжелых моментов. В самом деле, нам через многое пришлось вместе пройти. Мне жаль, что все так закончилось, Луиза.
Гэвин вздохнул и с сожалением в голосе повторил:
– Да, мне действительно жаль. Жаль, что мы оба понапрасну растратили лучшие годы жизни, этого не нужно было делать. Но по крайней мере Дэвид не страдал. И хочется верить, не страдает сейчас. Давай постараемся мирно закончить развод. Пожалуйста, Луиза. Ради Дэвида.
– Да,– сказала она, открывая входную дверь. Затем, сделав шаг к лифту, обернулась и, глядя в лицо Гэвину, спокойно проговорила: – Ты знаешь, я любила тебя. И, видит бог, хотела, чтобы все было хорошо. Но наш брак был обречен, потому что ты никогда не любил меня, Гэвин. Никогда. Ты женился на мне только потому, что я была беременна.
– Луиза, я...
– Пожалуйста, не отрицай! Я всегда это знала. Со времени той ужасной трагедии с нашим первым ребенком. Знала, что ты никогда не будешь моим, не будешь принадлежать мне. Ведь твоя страсть направлена на другое.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он, недоумевая.– Мою профессию, страсть к кино?
– Если ты действительно не понимаешь, о чем я говорю, я ничего не скажу тебе, Гэвин Амброз.
К своему собственному удивлению и к изумлению Гэвина, она потянулась к нему и поцеловала в щеку.
– Пока,– тихо сказала она и без раздражения в голосе добавила: – Увидимся в суде.
Двери лифта отворились, и она вошла в кабину. И опять Гэвин обратил внимание, что она выглядит необычайно пополневшей. Когда он возвращался от лифта к дверям своей квартиры, его молнией пронзила мысль: Луиза беременна. В этом нет никакого сомнения. Хотя Гэвин не любил ее, но за все эти вместе прожитые годы узнал достаточно хорошо. Луиза не стала бы рожать ребенка от другого мужчины, не будучи с ним в браке. Особенно после того, что случилось при ее первой беременности. Кроме того, она, по-видимому, любила Алана Тернера. Они подходили друг другу. Понятно, почему она была такой сговорчивой, согласилась на все его условия относительно Дэвида: торопится выйти замуж за своего сенатора.
«Ну что ж, пусть так и будет»,– подумал он. Теперь ему хотелось свободы. Не меньше, чем этого хотелось ей.
38
Анри де Монфлери никогда не обольщал себя мыслью, что понимает женщин, находя их для этого слишком сложными и непостижимыми. Однако, обладая проницательным умом и чутким сердцем, он всегда чувствовал страдания другого человека, будь то мужчина или женщина.
И сегодня он был совершенно убежден, что Рози, которую он любил, как дочь, что-то тяжело переживает. Это проявлялось в бледности ее лица, необычной молчаливости и рассеянности. По нескольку раз она переспрашивала его то, что он сказал лишь долю секунды назад. Он понимал, что она не слушала его, полностью погруженная в свои мысли.
Анри беседовал с Рози в маленькой красно-зеленой библиотеке ее парижской квартиры, потягивая аперитив, перед тем как отправиться куда-нибудь пообедать. Они с Кирой приехали на несколько дней в Париж по делам семейного бизнеса, но в данный момент та отправилась навестить свою тетю. Позднее Кира должна была подойти к бистро «Ле Виё» на Рю-де-Клуатр-Нотр-Дам, где они договорились встретиться в половине девятого.
Поговорив с Рози о ее любимом Монфлери, ответив на вопросы о Лизетт, Ивонн и прислуге, Анри сказал:
– Из разговора с Эрве я понял, что твой бракоразводный процесс завершится к сентябрю.
– Полагаю, что так.
– Я очень рад этому, Рози. Тебе пора стать свободной и начать устраивать свою жизнь. Мне больно думать о стольких понапрасну растраченных годах и...– Он остановился, прерванный телефонным звонком.
– Извините,– сказала Рози и подошла к телефону.– О, привет, Фанни, дорогая!– сказала она в трубку.– Нет, ничего. Только постарайся поскорее объяснить мне, в чем суть проблемы. Может быть, я смогу ее решить. Иначе придется ждать до завтра.– Она стояла, прижав к уху трубку, внимательно слушая свою ассистентку.