Ангел
Шрифт:
Боже какой же он был сильный!
Я повторила номер с пальчиками из попки еще несколько раз и когда полностью удовлетворилась местью, то поняла, что подругу совсем вырубает.
Теперь, раз она была почти без сознания, я решила поласкать ее. Мне же тоже хотелось!
Я перевернула ее на живот. С большими усилиями смогла поднять кверху ее молодую попку и пока ее хозяйка была невменяема обласкала ее по полной программе.
Ах какая же юная и сочная попка у нее была — как она пахла! А киска была соленой на вкус и ароматной. Я даже попробовала глубоко проникнуть
* * *
Любой фильм ужасов отдохнет по сравнению с тем, что я испытала в тот момент. Мало того что в открытых дверях стояла мама, так рядом с ней еще и стоял отец. В руках у него был ремень. Эта дура Настя когда ходила поссать забыла закрыть нашу дверь на щеколду.
К тому же ее стало рвать. Да так рвать, что свою расправу отец решил отложить на потом. Я так и стояла с раскрытым мокрым от ее влаги ртом и ничего не могла поделать.
Мама побежала звонить ее родителям и вызывать скорую. В конечном итоге у моей подруги оказалась аллергия на препарат, и она едва не погибла. Врачам с трудом удалось откачать ее, так что Настюху теперь ждала больница, ну а меня — детская комната полиции и санитары в халатах.
* * *
Хорошего было мало. Точнее его вообще не было! Моя безудержная темпераментность довела меня до нервного срыва. Поэтому когда доктор расспрашивал меня о моей личной жизни, я рассказала ему все в мелких деталях и подробностях.
Разумеется, мне никто не поверил. Дядь Жене с теть Ирой грозила тюрьма, парня с автосервиса винить было не в чем, ведь я сама ему дала. А вот в то, что я хотела убить подругу или изнасиловать — в это врачи верили с большой охотой.
Весь мир перевернулся.
Со слов мамы отец Насти устроил скандал и едва не набросился с кулаками на папу. Так что теперь меня не ждали ни дома, ни на улице, ни где бы то ни было еще.
Благо отец мой работал юристом, и все вопросы с полицией смог уладить сам, не дав уголовному делу начаться в зародыше. Родителям в ту злополучную ночь нужно было хотя бы скрыть следы нашей невинной шалости, хотя бы натянув на Настю трусы. Врачи так и застали ее, лежащей в собственной блевотине — без трусов — в одном лифчике. Конечно же им все стало понятно, особенно после того как был взят анализ крови.
Но скажем так, что мне все-таки повезло: врачи признали меня не совсем вменяемой и даже нашли у меня редкую форму раздвоения личности. Я им не верила в отличие от моих родителей. Что мне и было на руку. Наказывать меня дома никто не стал. Разве что посадили под домашний арест. Но уже через несколько дней я гуляла по парку.
* * *
— Ты еще не улетел Докучатель?
— Разве ты не переименовала меня в Сашу?
— Ты не улетел?
— Нет, я решил остаться на одну неделю.
— Но как? Почему? Почему ты остался?
— Из-за тебя любимая. Разве я мог улететь и бросить тебя в тяжелую минуту?
— Но ты ведь все равно улетишь? — слезно пристала к нему я. А он держал меня на руках, сидя в тени яблонь и утешал сладкоголосыми речами.
— Я должен! Но пусть эта неделя запомниться нам с тобой на всю жизнь.
Я поцеловала его в губы. Я целовала его так сильно, как будто бы это был наш последний раз. Весь мир отвернулся от меня, и только он был со мной рядом. Мой ангел — мой славный друг. Ведь он был для меня больше чем просто морковка. Он был мне другом — моим идеальным парнем и мое тело заслуживал только он. Мы занимались в этот день любовью несколько часов. Пока все презервативы не кончились, пока я не упала на траву без сил. Была среда, и в парке никого не было. Я специально нашла укромное место, где некогда был построен туалет из кирпича.
Уединившись там и вслушиваясь в окружающую тишину, я легко могла услышать шаги. Но в этот день меня никто не беспокоил. Мои трусы были спущены, морковь была у меня в руках, и я вторгалась в себя столько раз, сколько мне этого хотелось.
ГЛАВА 7 ОСЫПАЯСЬ КРЫЛЬЯМИ
Неделя подходила к концу. Мой Сашка должен был улетать. Я каждый день по нескольку часов проводила с ним в парке. Заброшенный туалет стал для нас обителью наслаждений. Мне нравилось проникать в свою попку, потом в киску. Я делала это так трепетно и осторожно, представляя себе своего ангела, что мне не нужен был никто другой.
Через некоторое время я уже не отличала реальности от вымысла. Он стал отчетливо виден мне без представлений или фантазий. Я видела Сашку. Я целовалась с ним, я говорила с ним. И он был живым и настоящим.
* * *
— Скоро твой ангел упорхнет на небо, — послышался хитрый голос Димона.
— Опять ты здесь? — я видела его отчетливо. Мне становилось страшно от игры собственного воображения, но я уже, как и говорила выше, не видела разницы — мне это нравилось. Ведь я могла представить себе любого парня или девушку и видела их так же как и себя саму.
— Что станешь делать? — спросил он меня.
— Ничего, я просто придумаю себе то, что он не улетает!
— Что ж попробуй... — на этих словах Димон исчез.
Я стала звать Александра. И он явился мне. Спустился солнечным лучом с неба.
— Ты некуда не улетишь! — велела ему я строгим голосом. — Я выдумала тебя! И я говорю тебе, что ты останешься со мной!
— Я не могу моя Женя. Я должен! Ты так придумала сама, в чем моя вина?
— Какая разница, что я придумала тогда?! Теперь я говорю, что тебе не надо лететь! Я люблю тебя глупый! Ты что не понимаешь, что кроме тебя у меня никого нет?!!
Я не могла держаться больше! Я плакала навзрыд! Как он мог так поступать со мной?! Как?!!
— Останься прошу!
— Не могу...
— Брось свои крылья!
— Тогда я погибну... — печально оправдывался он.
— Тогда погибни трус! Слышишь меня? Погибни!!!
Я плачу сейчас, когда пишу эти строки из психиатрической клиники. Я помню, как плакала в тот день. А он просто исчез и оставил меня одну.
— Я исчезну сегодня, — сказал он мне в тот день, — ровно в 15:00 — ровно во столько во сколько месяц назад и одну неделю ты выдумала меня.