Ангел
Шрифт:
— Господин майор у объекта находиться группа Сильвы, исследования идут по обычной программе, объект не проявляет агрессивности.
— Вольно сержант, — он махнул рукой, — открой дверку.
Одна из стен помещения дрогнула и, разделившись на несколько частей, разошлась в стороны, причем Алексей заметил, как на ней блеснули какие-то письмена. Заметил это и гном.
— Рунная магия?
— Все верно достопочтимый, — кивнул головой майор. — Руны. Эти двери, да и многие другие зачаровывали и ковали гномы в одном из измерений.
— Действительно? —
Он с грустью вздохнул и ласково погладил металл двери.
В комнате за дверью находилось трое: высокая блондинка, с внешностью фотомодели и небольшими рожками на лбу, Алексей даже попытался заглянуть ей за спину в надежде увидеть хвост, на что та, заметив эту попытку, только возмущенно повела плечами. Вторым был невысокий лысоватый мужичек, профессорской наружности. Он сидел за столом, на котором было расположено непонятное для Алексея оборудование, мерцающее и пищащее на различный лад.
Третьим был спецназовец в полной боевой выкладке, в зеркальном шлеме с автоматом на перевес.
Вся комната была уставлена шкафами с различными приспособлениями, единственное, что смог опознать Алексей из этого оборудования оказался томограф, который был довольно компактным и сделан в виде кушетки, к тому же на нем было написано "Томограф ТКЭИ-2005".
— Ну и где наш гость, профессор, — обратился к сидящему майор, однако вместо профессора ответил другой.
— Да здесь я мяу, здесь и поверьте, гостем себя мяу совсем не чувствую.
Из-за ширмы стоявшей в углу вышел кот, точнее сказать котяра ростом или высотой Алексею по пояс и сиамской раскраски. На ходу он застегивал ширинку у джинсов, в которых, сзади, судя по всему, был сделан вырез для хвоста, так как оный торчал из-за спины и нервно подергивался. Ангел заметил, что в отличие от обычных котов у этого на лапах (или руках) короткие пальцы, которыми он с ловкостью зашнуровывал сейчас высокие, типа солдатских, ботинки.
— О Мурзик, — хмыкнул гном, до этого внимательно разглядывающий демонического вида красотку.
— Кто я, мяу, — кот ажно подпрыгнул и возмущено уставился своими зелеными глазами на гнома,
— Я не Мурзик, господин поджаренный гном, а Меридин Узлук Рухам де Кол истинный дворянин в сотом поколении, — он гордо выпрямился и положил лапу (все же лапу решил Алексей, который ни как не мог привыкнуть к коту с руками) на воображаемую шпагу.
— Ну, я же говорю Мурзик, — усмехнулся гном и опять уставился на рогатую красавицу.
— Да, я да мяу, — кот махнул лапой и повернулся к Михайлову. — Господин начальник, по какому праву вы меня задерживаете мяу, да еще всякие уколы мне суете, мяу.
— Господин Мередин Узлук Рухам де Кол, — без запинки выговорил майор. — Вы незаконно проникли на территорию России, и не прошли регистрацию, обязательную для прибывших. И не пытайтесь оправдываться, —
— Ну, я мяу был голоден, а денег ваших с собой у меня не было.
— Это не оправдание в любом пункте обмена, при отделе регистрации могли бы обменять.
Кот только вздохнул и сокрушенно развел лапами и потупил взгляд, даже усы опустил, показывая, что он очень виноват и раскаивается.
— И что, мы разве штрафом не отделаемся?
— Ну, насколько я помню, по закону полагается месяц исправительных работ, так что будешь сидеть на базе и марки клеить, — усмехнулся майор.
— Марки, мяу, да у меня на клей аллергия, да и как я дворянин буду клеить марки.
— Ну, есть другой выход, — смилостивился Семен. — Ты свободно в течение суток покидаешь мир, правда с тобой отправляться вот эти два товарища, — он ткнул пальцем в сторону Алексея с Глорином.
— А в чем подвох, — прищурился кот, пристально смотря на майора.
— Ну как сказать, — Семен усмехнулся. — Ну во-первых, ты получишь коробку «Суперкиски», а во-вторых…
— Хватит и «киски», ради этого корма я согласен терпеть этого черномазого гнома.
— А во-вторых, — как ни в чем не бывало, продолжил Михайлов, — Я отправляюсь с вами.
Тут уже к широко раскрытым глазам кота, добавилась еще пара изумленных глаз.
Глава 11.
Влад поджал колени и в задумчивости уставился на огонь, точнее сказать не в задумчивости, а в безмыслии, думать совершенно не хотелось. Уже несколько месяцев он находился в плену, хотя пленом это можно было назвать с большой натяжкой, ведь в пределах этого мира он был свободен, однако это не радовало. Он предпочел бы сейчас с другими рабами гнуть спину на каменоломнях, чем сидеть в этой опостылевшей пещерке, ставшей его пристанищем и перебирать в мыслях свои поступки. А еще по ночам приходила память, память о прошлой жизни. В отличие от многих, которые ее так ни когда и не вспоминали, он ее помнил, помнил отчетливо и ясно.
Помнил друзей погибших за три года войны, помнил родной дом разбитый прямым попаданием авиабомбы и то, как он рыдал, оплакивая своих родных. А еще он помнил, как не мог понять, почему ангелы не хотят вмешаться и остановить войну. И даже слова Старейшины о том, что вмешайся они, вмешаются и черные и то, что человечество само должно переболеть детскими болячками, не убедили его.
Старейшина, глядя на него с какой то странной грустью, лишь покачал головой и сказал:
— Постарайся запомнить лишь одно, все в этом мире взаимосвязано на много сложнее, чем ты можешь себе представить, и иногда твой даже самый благородный поступок может обернуться для многих сущим адом.