Ангельский Огонь
Шрифт:
— Наша магия не производит никакого эффекта на эту клетку, — сказал мне капитан Уокер, перекрикивая шум сражения.
Пока основная масса наших людей сражалась с Тёмными Силами, он выстроил добрую дюжину солдат перед той клеткой. Хоть они и били по этому дереву каждой каплей магии, что в них имелась, там не появилось ни царапинки.
— Физические атаки не дали никакого результата, ни кулаками, ни ножами, — продолжил он. — Стихийные заклинания и зелья тоже впустую. Мы пытались изменять её, внушать, проклинать и бить телекинетической энергией.
Похоже, он охватил
— Кора как-то странно поблёскивает, — сказала я.
— Она совершенно чёрная.
— Как и магия, питающая заклинание, которое окружает клетку. И именно тёмная магия вызывает блеск той тёмной коры.
— Тёмные чары настолько глубоко вплетены в это дерево-клетку, что у него иммунитет к светлой магии или, как минимум, иммунитет к такому количеству светлой магии, которая имеется в нашем распоряжении, — осознал капитан Уокер.
— Да, — сказала я. — И это значит, что мы не откроем её грубой силой.
План Темных Сил был гениальным. Они создали такую клетку, что её мог открыть лишь тот, в ком есть тёмная магия — чтобы предотвратить спасение вроде того, которое мы пытались провернуть прямо сейчас.
— Мы обязаны открыть эту клетку, — сказала я капитану Уокеру.
— Это невозможно.
— Капелька воображения делает невозможное возможным, — бодро заявила я, сканируя лес в поисках Леона Хеллфайра.
Тёмный ангел теперь сражался с пятью солдатами Легиона и не испытывал никаких затруднений. Леон Хеллфайр сам был очень большой проблемой, но в данный момент он мог послужить решением другой нашей очень большой проблемы.
Мой отец знал Леона Хеллфайра. Они оба были частью приближенного круга Первого Ангела. Папа часто говорил о Леоне Хеллфайре и о том, что побудило его переметнуться к армии демонов: его безответная любовь к Никс, Первому Ангелу Легиона.
Это случилось давным-давно, но глубокие чувства вот так запросто не исчезают. Возможно, Леон по-прежнему любил её — или, возможно, эта любовь превратилась в ненависть. Это неважно. Важно лишь, что он всё ещё чувствовал что-то к Никс — то ли любовь, то ли ненависть.
Как всегда говорил мой отец, сильные чувства делали людей иррациональными, отчего ими легко манипулировать. Когда дело касается ангелов, это вдвойне правда. Они так привыкли быть сдержанными, что когда эмоции всё же ударяли, эти непокорные чувства брали над ними верх. Потому что ангелы не привыкли принимать чувства в расчёт; они не привыкли мириться с ними в своих рациональных умах. Этому маленькому секрету я научилась, всю свою жизнь наблюдая за отцом.
Я сплела вокруг себя плотное трансформирующее заклинание. Закончив, я стала выглядеть совсем как Никс, Первый Ангел, лидер Легиона — вплоть до её знаменитых волос, которые струились и развевались вокруг неё, точно она находилась под водой. Магия оборотня была одной из моих сильных сторон, но потребовалось немало экспериментов, чтобы овладеть этим маленьким магическим трюком со струящимися волосами. Нет, это не первый раз, когда я превращала себя в Никс. Просто это первый раз, когда я делала это в чьём-то обществе.
Капитан Уокер пробежался взглядом по
— Вы выглядите в точности как Первый Ангел, — в неверии произнёс он.
— В этом-то и задумка, — произнесла я голосом Никс.
— Эта идея — чистое безумие. Притворяться Первым Ангелом… это богохульство! — прошипел он шёпотом.
— Именно поэтому Леон Хеллфайр поверит в иллюзию.
Ни одно заклинание не было идеальным. Знание, что ни один солдат Легиона не осмелится притвориться Никс, должно убедить разум Леона Хеллфайра прислушаться к тому, что говорит ему каждый его сверхъестественный орган чувств: что перед ним стоит Первый Ангел. Но именно его желание увидеть Никс убедит его сердце.
Сомнение — это проклятье всех трансформирующих заклинаний. Из-за сомнений становилось проще разглядеть иллюзию насквозь. Убеждение, вера, желание, напротив, укрепляли трансформирующее заклинание. Они ставили финальную точку, делая иллюзию практически пуленепробиваемой.
Я обошла сражающихся солдат, направляясь к Леону сильной балетной походкой Никс. Волосы Никс кружили вокруг меня. И хоть у меня не было своих крыльев, белые с позолотой крылья Никс как будто расправились за моей спиной.
Леон застыл. Он немедленно переключился со своей драки с группой солдат Легиона и направился ко мне.
— Никс, — его тон был одновременно шёлковой лаской и жаркой вспышкой заточенной стали.
— Леон, — холодно ответила я.
Огонь горел в его глазах. Его нимб сверкнул ещё ярче. Его эмоции жарко полыхали. Он верил в мою иллюзию.
Когда его солдаты пошли вперёд вместе с ним, он поднял ладонь в воздух, приказывая им удерживать позиции.
— Стоять. Никс — моя. Это сражение только моё. И я выиграю его в одиночку.
Это в нём говорила гордыня. Я искренне надеялась, что гордыня действительно не доводит до добра.
Леон не тратил времени впустую. Он швырнул в меня вонючим облаком. Это проклятье, один из его любимых способов атаки. Я знала его стиль борьбы, как и стиль многих других ангелов и тёмных ангелов, потому что в детские годы отец показывал мне видеозаписи ангелов в бою. Я анализировала их стиль, сильные и слабые стороны. Затем мой отец имитировал их одного за другим и нападал на меня. Если мне удавалось выработать стиль боя, успешно парирующий их манеру драться, то я переносила это упражнение с меньшим количеством сломанных костей.
По своим ранним годам тренировок я помнила, что Леон Хеллфайр склонялся к магии фейри, одной из его сильных сторон. В частности он применял много проклятий.
Я превратила нацеленное на меня проклятье в лёгкое пушистое облачко безвредных бабочек. Магия оборотней была в числе и моих сильных сторон, и сильных сторон Никс, поэтому было проще имитировать её магические чары.
Это ещё одно упражнение, которому обучал меня отец: он учил меня подражать ходам и магии разных ангелов.
— Прошло так много времени, Никс, но ты не забыла, как я дерусь, — сказал Леон, когда я разбила одно из его заклинаний.