Ангелы Эванжелины
Шрифт:
Сама же сначала беспокойно верчусь в кровати, надеясь, что все вышеперечисленные снадобья подействуют, потом, закутавшись в шаль, сижу на подоконнике, наблюдая за звездами, и, наконец, поняв тщетность всех усилий, плотнее заворачиваюсь все в ту же шаль и решаю пойти в библиотеку, наконец, поняв, что меня беспокоит.
Кроме предстоящей поездки и поисков, невольно вспоминается жуткая книга с ритуалами. И руки прям зудят, так хочется еще раз ее взять и уже более тщательно изучить. Кроме того, я ведь собиралась рассказать Теодору о птичке, да все не собралась. Другие заботы вытеснили
На этот раз уже целенаправленно иду к нужному отделу и ищу книгу. На несколько минут в сердце закрадывается тревога - а вдруг она пропала, вдруг ее уже нет или кто-то переложил в другое место, но нет. Огромный талмуд оказывается там, где я его оставила, неприметный и немного потрепанный, каким я его и помню.
Устраиваюсь в знакомом кресле и принимаюсь искать нужную иллюстрацию. Но сколько я не переворачиваю страницы, а найти ее не получается, она будто ускользает, не дается, будто книга сама не желает мне ее показывать. Зато упорно открывается на совершенно другой.
Поняв, что мои старания безуспешны, сдаюсь на милость победителя и принимаюсь разглядывать ту картинку, которую мне так упорно подсовывают под нос.
На ней длинноволосый и такой же длиннобородый мужчина, чем-то похожий на Дамблдора из “Гарри Поттера”, стоит, выпрямив перед собой руки. А в проемах между камнями Стоунхенджа возникает какой-то непонятный вихрь, словно воронка в воде.
Неужели это подсказка?
На интеллект я никогда не жаловалась, да и интуиции своей привыкла доверять. И что-то подсказывает мне, что это действительно как-то связано с тем, что мы должны делать. Может это мой предок, или тот из драодов, который умел управлять пространством? Одно известно точно — чтоб достать камень Миана, нужно остановить время.
У меня уже не единожды это получалось, но ни разу по собственному желанию.
Откладываю книгу и подхожу к окну. За стеклом ветер колышет пышные кроны деревьев, гоняет сорвавшиеся с веток листья. Неосознанно копируя мужчину в книге, действуя полностью инстинктивно, поднимаю руки вверх и выставляю перед собой раскрытые ладони. Знакомый зуд в их центре колючими ручейками разбегается к кончикам каждого из пальцев, замирая тоненькой покалывающей иголочкой в мягкой пучке. Ну же, давай! Ты сможешь! Точно сможешь! С пальцев словно срываются невидимые молнии, забирая с собой ощущение этого самого покалывания, принося облегчении, притную легкость и пустоту.
Удивленно хлопаю глазами, сначала не поверив в произошедшее. Получилось? У меня все вышло? Не может быть? Но, почти замершая в воздухе ветка, которая еще секунду назад бодро куда-то неслась мимо окна, явно свидетельствует об этом. С ума сойти!
Глава 20
Скрип двери за спиной заставляет вздрогнуть и меня, и подопытный объект. Он снова срывается со своего места, а я делаю вывод, что радиус моих возможностей не так уж велик. Или это только поначалу.
— Женя? — удивленный голос принадлежит, естественно, Теодору.
Видимо, ему, как и мне не до сна. Медленно оборачиваюсь и встречаюсь с такими уже родными для меня глазами.
— Что ты тут делаешь? — подходит он поближе и берет в руки оставленную мной в кресле книгу.
— Читаю, — пожимаю плечами, внимательно наблюдая за его реакцией.
– “Книгу мертвых” на старовиниконском языке? — поднимает брови мужчина. — Где ты ее достала? Уже много лет она никому не попадалась на глаза.
— Это не я. Она сама меня нашла и чуть не прибила, — изумленно хлопаю глазами. Оказывается древний талмуд тот еще конспиратор.
Между тем Эмерей, так и не выпуская томик из рук, плюхается в кресло и принимается аккуратно, чуть ли не с благоговением его листать. Да уж. Во мне не было и половины того трепета, с которым переворачивает каждую страницу граф.
А пока мой собеседник занят, я откровенно разглядываю своего опекуна. Только сейчас до меня доходит, что я, возможно, никогда больше его не увижу. Обратно вернусь в свой мир, примусь за учебу, и снова потекут размеренные привычные своими событиями дни. А Виникония, Теодор, мальчики забудутся, как сон. Впервые в жизни я чувствую такой внутренний раздрай, такие противоречивые эмоции. Меня накрывает глухой тоской, словно тяжелым ватным одеялом, а сердце в груди, словно кто-то медленно, по кусочкам разрезает на части. Пора себе признаться, что я окончательно и бесповоротно влюбилась. Только нужна ли ему моя любовь?
А как хорошо бы было хоть на миг, хоть на секундочку ощутить, что я нужна, желанна, любима. Ощутить тепло его рук, вкус губ, нежность и ласку.
Прижимаю руку к груди, словно пытаюсь унять терзающую душу боль и понимаю, что Теодор уже давно не смотрит в книгу, а буравит нечитаемым пылающим взглядом меня. Нервно сглатываю, наблюдая, как он медленно откладывает в сторону талмуд, а затем поднимается и идет ко мне, замершей возле окна.
— Женя, — его ладонь касается моего обнаженного плеча, которое сразу же покрывается мурашками. Я и не заметила, где оставила свою шаль. — Женя…
Его тихий шепот звучит для меня оглушительно. Словно мое имя на его губах нажимает на какой-то спусковой механизм в моем сознании. Я должна. Просто должна почувствовать себя с ним, узнать как это, ощутить. Хотя бы раз, хотя бы на одну ночь побыть его, для него, а он для меня.
Поднимаю руку, провожу пальцами по его щеке, ощущая едва-едва наметившуюся щетину, встаю на носочки, подаюсь ему на встречу.
— Женя, я так больше не могу… — его рука обвивает мою талию, крепко прижимая к себе. — Ты мне нужна…
Накрываю его губы ладонью.
— Молчи, — едва слышно прошу. Не желаю слушать лишних объяснений, оправданий, непонятных и ненужных сейчас рассуждений. — Не говори больше ничего. Не смей разрушать этот момент пустыми словами.
Убираю руку. А через секунду его губы прижимаются к моим в отчаянном пылком поцелуе.
Неужели это на самом деле так? Неужели действительно в одном лишь поцелуе можно передать всю свою и нежность, и боль, и страх, и желание, и голод, и любовь? Мысли разлетаются испуганными пестрыми бабочками, а говорили, что они должны быть в животе. Нет, эти бабочки в моей голове, в моем сознании.