Ангелы не бросают своих
Шрифт:
Андрейка не успел опомниться. Он даже не успел перевести дух, как Степаныч снова заиграл. В новой песне зазвучали другие слова, но все о том же: о разбитом «харлее», дымящемся на земле, и о парне, который не доехал десяти минут до рассвета…
Все, собравшиеся у костра, пели слаженным хором. Пели о том, что знают, пели о том, чем живут. Пели не в первый раз.
А потом Степаныч заиграл что-то веселое, и все подпевали снова, улыбаясь, поглядывая друг на друга и друг друга подталкивая.
Глава 15
Когда Степаныч отложил гитару, все начали постепенно расходиться от костра, желая друг другу удачи в завтрашних конкурсах. Андрейку же Ангел отправил в палатку:
– Давай, малой! Нечего тебе с нами засиживаться. Спи! Завтра будет большой день!
Андрейка не сопротивлялся. Он был так ошарашен всем увиденным и услышанным, что даже рад был залезть в палатку, укрыться одеялом, и… Короче, остаться в одиночестве. Именно так.
Потому что в ушах Андрейки еще звучала песня. Та самая, про Ангела. Про другого Ангела, не про Васю. Потому что…
Ох, как Андрейке жалко было того парня, который мчался по шоссе и погиб!
Как жалко! Невозможно!
В ушах звучала песня про погибшего мотоциклиста, в глазах стояла картина разбитого мотоцикла. Воображение рисовало на месте погибшего парня реального Васю-Ангела, и от этого было еще жальче, еще мучительнее…
Что это за странная, что это за ужасная вещь – смерть?
Андрейка ворочался на надувном полу палатки. Натягивание одеяла на голову не помогало избавиться от мыслей. Он невольно стал думать о маме. Почему тетя Вера говорила, что мама скоро умрет?
Андрейка вспомнил про маму и тут уже не смог больше сдерживаться. Захлюпал носом. Ему было жалко того парня, жалко Степаныча, жалко Васю, жалко маму и немножко – совсем немножко! – жалко самого себя.
Тут полог распахнулся, и в палатку протиснулся Вася.
– Куртку для Юлы возьму, – прошептал он. – Не спишь?
Андрейка хотел ответить, но вместо ответа только всхлипнул.
– Ты чего это? Плачешь, что ли?
– Не… – попытался было сказать Андрейка, но не смог. – Мне парня того… парня того жалко, который разбился… там, в песне…
Андрейка всхлипывал, а Вася развернулся и присел рядом с ним.
– Да, брат, – сказал он. – Всякое бывает. Конечно, разбиваются байкеры.
– А зачем? Зачем тогда ездить? Чтоб разбиваться? – забросал Васю вопросами Андрейка.
– Нет, брат. Ездить затем, чтоб ездить, – погладил его по голове Вася.
– Но ведь если быстро ездить, можно разбиться! – возразил мальчик.
– Да. Но тут есть одна штука… Понимаешь, когда ты летишь на скорости… и когда знаешь, что, может быть, это твой последний полет…
– Зачем? Зачем последний, Вася? – Андрейка уже сидел на полу палатки. – Почему последний?
– Когда каждый твой полет может оказаться последним, в тебе не остается ничего лишнего. Потому и ездим…
– Почему? – не понял Андрейка.
– Потому, что все лишнее мешает полету. Когда ты летишь, ты не врешь.
– А разве ты вообще врешь, Вася?
– Ну и вопросы у тебя. Ладно, я расколюсь. Когда на мне ангельские крылья, я не вру. Но бывает, брат, что я хожу без крыльев… По шоссе – чаще с крыльями, понимаешь?
– Не… – замотал головой мальчик.
– Эх, малой! Что тебе сказать? Ну, когда ты летишь, ты уже не думаешь, что бы и где бы урвать. Даже не урвать – а просто достать… взять. Не думаешь, на чем бы нажиться и кого бы обмануть. Не думаешь, как делать карьеру, ступая по головам. И даже не ступая – вообще, надо ли ее делать. Как ангел. Ничего на тебе не висит. А? Понимаешь? Хоп или не хоп? Что ты вообще понимаешь, а, малой?
– Я не малой. Я все понимаю, – не согласился Андрейка. – Но разбиваться нельзя…
Вася и Андрейка немного помолчали. Немного, пока Андрейка не решился спросить о главном.
– Вася, а тетя Вера говорит, что моя мама скоро умрет.
– Ерунду говорит твоя тетя Вера!
– Нет, – покачал головой Андрейка. – У мамы такая болезнь… Она называется… Она называется…
Конечно, Андрейка знал, как называется мамина болезнь. Он просто избегал произносить это слово. Страшно противное, склизкое слово «рак».
Ему казалось, что, как только он это слово произнесет, этот страшный черный «рак» протянет из тьмы свои жуткие щупальца, схватит ими маму и унесет ее куда-то далеко…
– Онкологическое заболевание? – спросил Вася.
– Да, – кивнул мальчик.
Эти слова Андрейка тоже знал. Эти слова были холодными как лед. Равнодушными. Но их хоть можно было произнести.
– А сейчас мама в больнице. У нее химия. Это лечение такое. Уже много раз она в больницу ложилась.
– Ей лучше? – спросил Вася.
– Не знаю. Один раз мама сказала, что не лучше и не хуже.
– Наверно, это хорошо, – заключил Вася. – При такой болезни стабильность – это хорошо. Ты, малой, что б ни случилось, все равно не плачь! Будь мужиком! Мама поправится.
– Но как же… А если…
– Понимаешь, брат, все люди рождаются, и все люди умирают. Но есть один секрет, который помогает это дело пережить. Который вообще помогает человеку жить. И не только жить. И умирать помогает, как ни странно.
– Какой секрет? – спросил Андрейка.
– А вот этого, брат, я тебе сейчас не скажу. Потому, что мал ты еще. И вообще, тебе спать пора.
– Вася… я же не маленький…
– Да, брат, все в мире относительно.
– Вась, какой секрет?
– Не канючь. Я тебе только одно скажу: это хороший секрет. Нормальный такой, мужицкий секрет. С ним умирать не страшно. Поэтому не реви.