Ангелы полуночи
Шрифт:
В 1950 году сюда пришли битники, одним своим появлением придав району особый шик и вызвав приток людей с большими средствами. Эти последние скупили, привели в порядок и переоборудовали многие старые дома, превратив их в просторное, прекрасно обустроенное жилье. В результате квартирная плата немыслимо подскочила, вытесняя неподходящих жильцов. В последние годы здесь было построено несколько многоэтажных домов, что, по слухам, являлось частью общего плана реконструкции района.
Из студии Эшли открывался великолепный вид на залив. Утреннее солнце обеспечивало прекрасное освещение – как раз такое, какое ценят художники. Повсюду были расставлены мольберты,
В студии постоянно стоял запах масла и скипидара – работа тут никогда не прекращалась; на каком-нибудь из мольбертов непременно стояла неоконченная картина. Здесь же находились предметы, от случая к случаю служившие Эшли натурой: изумительная антикварная эмалированная ваза из крошечного магазинчика в Чайнатауне, в которой теперь стояли чудесные шелковые цветы; плетеная корзина, увековеченная на одном из холстов; две фарфоровые куколки в нарядах начала века, очень тщательно скопированных, со множеством живописных деталей. Эта комната, в которой порядка никогда не было, стала самой любимой комнатой Эшли; здесь она проводила большую часть дня.
Сейчас, занимаясь на наружной террасе приготовлением соблазнительного завтрака на двоих и с удовольствием ощущая дуновение мягкого, теплого бриза со стороны залива, Эшли невольно сравнивала свою жизнь здесь с той, которую вела в долине. Как разительно все изменилось с тех пор, когда у нее хватило мужества покинуть привычный мир и отправиться на поиски лучшей доли в город, столь же непохожий на Санта-Елену, как, к примеру, Париж или Рим! Она не признавалась в этом никому, но от себя самой не скрывала, что на протяжении первых месяцев в Сан-Франциско было много моментов – слишком много! – когда казалось, что все ее усилия пойдут прахом. Никогда прежде не бывало ей так страшно, как в то самое трудное время ее жизни. Несмотря даже на финансовую и психологическую поддержку Майкла.
Отбросив с лица тяжелую завесу волос и с такой же легкостью выкинув из головы все грустные мысли, Эшли наконец перестала суетиться и окинула оценивающим взглядом прекрасно сервированный стол: сверкающий хрусталь и фарфор, столовые приборы без единого пятнышка, хрустящая белая скатерть, продуманный до мелочей завтрак – яйца по-бенедиктински, ломтики спелых персиков (чтобы бросить в охлажденное шампанское) и только что выжатый апельсиновый сок.
Убедившись, что все получилось великолепно, она, как была босиком, лишь в прозрачной темно-голубой ночной рубашке, вернулась в спальню. Мужчина в постели все еще крепко спал, лежа лицом вниз. Простыня сбилась вокруг мускулистых плеч, рыжевато-коричневые волосы выглядели взъерошенными от неспокойного сна и страстных любовных утех.
Эшли с улыбкой подошла к постели и нежно потрясла мужчину за плечо.
– Дэниэл, – почти шепотом сказала она. – Дэниэл, пора вставать.
– Гм-м-м… – Он еле заметно шевельнулся, но глаз не открыл.
– Просыпайся, Дэниэл! – Теперь голос Эшли звучал настойчивее, и трясла она его заметно сильнее, чем в первый раз. – Через полтора часа ты должен быть у себя в офисе!
Он снова что-то промычал.
Эшли осуждающе покачала головой. За те два месяца, что они были любовниками – познакомились на одной из ее выставок, – ей никогда не удавалось вытащить его из постели с первого раза.
Девушка отошла к окну и медленно раздвинула шторы. Ослепительный утренний
– Дэниэл! – удивленно вскрикнула она. – Черт возьми! Ты, выходит, все это время не спал!
– Ну да. – Он с чувством поцеловал ее. – Хотелось посмотреть, как далеко ты зайдешь, чтобы поднять меня.
Одним быстрым движением мужчина приподнял ночную рубашку Эшли и принялся ласкать ее, прикасаясь к самому чувствительному месту, настойчиво и сильно.
– Дэниэл! – Ее дыхание участилось. – Все остынет…
– Забудь об этом, – пробормотал он, целуя ее в шею.
– Ты не хочешь позавтракать? – засмеялась Эшли.
– Смотря что называть завтраком. – Дэниэл стянул с нее ночную рубашку и принялся целовать грудь.
– Дэниэл, перестань! – не выдержала она, когда его рот захватил сосок.
– Ты что, в самом деле не хочешь? – с усмешкой спросил Дэниэл, вопросительно глядя на нее.
– Мне казалось, тебе надо в девять быть в офисе, – не слишком уверенно возразила Эшли.
– Все мысли вылетают из головы, когда ты рядом. – Он снова принялся ласкать ее.
– Дэниэл…
Как и следовало ожидать, в конце концов Эшли прекратила сопротивление и полностью отдалась наслаждению, которое дарили его руки, рот и все великолепное тело.
Родители Эшли никогда не приезжали в Сан-Франциско, и это, в общем, не удивляло ее – складывалось впечатление, что из долины Напа их может вырвать только смерть. Сама она не могла ездить к ним часто – слишком много было работы, выставок и светских приемов. Однако она все же старалась выкраивать время и проводить у них уик-энды при любом удобном случае.
Те самые люди, которые на протяжении многих лет составляли неотъемлемую часть ее прежней жизни, теперь относились к ней совсем иначе. В их взглядах сквозило даже что-то вроде благоговения, смешанного с ужасом, точно перед ними вообще была не местная девушка, а кто-то совсем другой, сохранивший лишь ее внешность. И впрямь это не я, думала Эшли, прекрасно понимая, как сильно изменилась за прошедшие два года. И ей очень хотелось верить, что в лучшую сторону.
Даже родители, безусловно, гордясь ее достижениями, успехами и победами, чувствовали себя рядом с ней совсем не так, как раньше. Несмотря на все их старания не показывать этого, она все равно ощущала перемену. Порой казалось даже, что они не находят слов, не знают, как теперь говорить с ней. Со своей собственной дочерью!
«Это пройдет, – успокаивала себя Эшли. – Мы просто слишком долго не виделись». И все же нередко задавалась вопросом: чем вызвано возникшее между ними отчуждение? Только ли расстоянием во много миль?
– Я ведь все еще твоя дочь, папа, – как-то раз попыталась она сгладить в очередной раз возникшую неловкость. – Уж в этом-то ничего не изменилось. И не может измениться никогда.
– Разве? – Чувствовалось, что ее слова не убедили Тони Гианнини. – Ты уже и сейчас совсем другая. Выглядишь по-другому. Говоришь по-другому. И, что важнее всего, живешь по-другому. Ты теперь модная художница, большая знаменитость. Вот гляжу я на тебя и спрашиваю себя: что сталось с моей Абби? Ее больше нет. Моей милой, упрямой Абби больше нет, а ее место заняла вот эта блестящая светская девушка.