Ангелы приходят всегда
Шрифт:
Сзади его окликнули по-русски, так что он оторопел:
– Там никого сейчас нет. А вы что, русский?
Он обернулся, перед ним стоял человек среднего роста в тельняшке навыпуск, темных брюках и стоптанных кроссовках. Его загоревшее обветренное лицо было явно славянского типа. Темно-русые волосы зачесаны набок. Мощные жилистые руки устало свисали вдоль туловища.
– Да, русский. Как догадался?
– Несложно. По акценту и по виду.
– А ты откуда знаешь, что там никого нет? – Лазарь указал на палатку.
– Так ведь, как в анекдоте про Соловья-разбойника, помните? «Живу я тут!», вот и знаю, – человек улыбнулся, и стало видно, что у него не хватает минимум половины зубов. – Сейчас все на заработках: кто побирается, кто по помойкам промышляет…
Лазарь тоже улыбнулся, но не анекдоту, а тому, что нашел того, кого искал. Он представился:
– Иван. А тебя как зовут?
– Местные меня прозвали
«Точно, Юра!» – окончательно уверился Лазарь, энергично тряся руку нового знакомого, так что тот опешил.
– Чего это вы так радуетесь?
– Давай на «ты». Здорово соотечественника на другом конце земли встретить!
– Другие соотечественники меня обычно стесняются…
– Ну, это другие. Так! Пойдем куда-нибудь перекусим. Угощаю.
– !?
Десять минут спустя Лазарь и Юра оживленно беседовали в ближайшем ресторанчике. Это была типичная японская сушница. В центре находилась круглая стойка, за которой стоял повар, изготовлявший суши. Вокруг стойки по кругу сидели посетители. Стойка была самодвижущаяся, на ней стояли тарелочки с готовыми суши, которые, как мишени в тире, проезжали перед людьми. Здесь были суши на любой вкус: с разными сортами рыбы, икрой морских ежей, водорослями и даже с обычной колбасой. Кроме суши Лазарь заказал себе и Юре по тарелке овощного супа. И еще каждому посетителю бесплатно полагался зеленый чай и отварной рис.
Юра оказался словоохотлив и вскоре, разомлев от обилия пищи, сам начал рассказ, так что Лазарю оставалось только слушать и запоминать.
– Ты знаешь, Вань, что такое любовь?! – спрашивал Юра, смачно облизывая пальцы после сочных суши. – А я вот знаю, что это сила, и все тут! Она мне жизнь перевернула. Молчу, не буду перескакивать, значит, по-порядку. Родился, жил, вырос на Курильских островах – ничего интересного. Служил на флоте, потом учился в мореходке. Стал на сухогрузах ходить за кордон. Пил, как полагается. Меня несколько раз за это чуть не уволили, но каждый раз прощали, как первоклассного спеца. А потом я сам себя уволил: лет десять назад допился до того, что потерялся в городе Иокогаме, а когда проспался, мое судно уже в Россию шло без меня. Только я не очень расстроился. Возвращаться после этого с повинной смысла не было, все равно уволили бы. В России семьей я не обзавелся, так что с легким сердцем решил пожить за границей, раз уж так получилось.
Лазарь смекнул: «Вот почему меня направили к этому Юре, чтоб я послушал рассказ моряка. Хотя он алкаш, а не идейный беглец, но все равно полезно. Только причем тут любовь, пока не ясно… Хорошо, я ему не сказал, что сам моряк по "легенде", а то бы он начал задавать вопросы, а это ни к чему».
– Но по-настоящему мне нужно не про себя рассказывать, а про нее, – продолжал Юра. – Про мою… Про Валю. Это очень, очень красивая женщина! И умная, образованная, не то, что я. Она еще в России в университете выучила японский и работала с интуристами. Там-то ее и приметил будущий муж-японец. Лучше б не примечал! Он всем нам этим только горе принес, и, может быть, только кусочек счастья… Но что такое кусочек счастья? Это как кусочек солнца. Солнце на куски не делится. Приметил, влюбился, привез в Иокогаму, женился. Японцы на наших очень падкие, особенно если они, как Валя, – высокие и белокурые. Пожили они года два. Родня мужа невестку не приняла. Совсем не общались. А через два года Валентина с мужем попала в катастрофу: он умер на месте, а она потеряла левую ногу, до самого бедра оттяпали. Вот тебе и японская медицина! – Юра показал рукой на своей ноге, как отрезали ногу Вале. – И вот тут моя девочка не выдержала. Сам посуди, родственники мужа от нее отказались, в Россию возвращаться без ноги – дурой выглядеть. Она без денег осталась, ну и начала пить с горя. А в вине, как говорится, горя не утопишь, оно умеет плавать. А ведь красивая женщина! Она такой и осталась, только без ноги. Страшно подумать, что с ней всякие извращенцы, пьяницы и бомжи вытворяли, когда она до бесчувствия напивалась и валялась на газонах и под скамейками. Такой я ее и нашел. И полюбил. Вот говорят, любви с первого взгляда не бывает, а я точно знаю, что бывает. Как я ее увидел: локоны слипшиеся, кофточка грязная, юбка чем-то облита, лежит одна, сиротинка, стонет, краси-и-ивая, – так и полюбил навсегда! Помню еще, по ее бледной руке ползла какая-то букашка. Это почему-то на меня произвело сильное впечатление. А сам я тогда крепко пил. Стали мы вместе мыкаться и горевать. Привязались друг к другу больше, чем ребенок к мамке и брат к сестре. Я для нее все, что мог, делал. Но что я мог? Спирта достать по дешевке да маньяков отогнать. И главное, мы оба хотели вырваться из такой жизни. Она, бывало, заплачет и скажет: «Неправильно мы живем, Юрка. Давай пить не будем». И главное, я согласен на все сто, а что ты будешь делать?! Опять запьем-запьем сильнее прежнего. Так бы и спились, но тут, понимаешь, такое дело вышло. Некоторые мне даже не верят, говорят, завираю. А на что мне врать? – Юра замолчал и в ожидании ответной реакции посмотрел на Лазаря.
– Ну! Говори, я поверю, – подбодрил Лазарь.
– Как-то я бродил в порту Иокогамы. Там богатый улов в отходах: то с баржи подгнившие фрукты выбросят, то с туристического лайнера из ресторана что перепадет… Стою у края причала, смотрю, как швартуется баржа. Замечтался, вспомнил прошлое. И вдруг меня как шибанет канатом! И полетел я вниз, в зазор между причалом и бортом. Там приличная высота, да и под днище затянуло бы, короче, полный цугундер! Я отрубился в полете, потерял сознание, а когда очнулся – вишу. Зацепился брючным ремнем за какой-то крюк и вишу себе – жив-здоров, как в цирке, и ни единой царапины. Хорошо, что люди видели, как я полетел, скоро вытащили меня. Я, конечно, в шоке, но самое главное помню: как только я начал падать, увидел перед собой белые крылья, такие, что аж глаза ослепило светом, и я потерял сознание. И вот когда меня вытащили, я бегом к Валентине, озноб колотит, а я говорю: «Валя, я ангела видел! Он меня спас». Она мне поверила, хотя другие не верили. Один наш бомж, бывший врач, говорил, мол, белая вспышка в глазах – это вполне объяснимо по физиологии. Но Валя мне поверила. И, главное, мы пить перестали. Совсем – как отрезало. Мы в Токио перебрались, чтобы от старых дружков-алкоголиков быть подальше. И здесь один раз даже в церковь с Валей ездили. Тут в Токио наша церковь есть, православная. И не одна. Мы нашли и батюшку нашего, русского. Как Валя тогда радовалась! Как ребенок. Жалко вот только батюшка нас не повенчал. Мы так с ней хотели! Очень. Принял-то он нас хорошо, но сказал: «Что же вы неустроенные совсем. Решите сначала, как жить будете, где. Может быть, в Россию вернетесь? Тогда и о венчании можно говорить. Это же не шутка». И он прав, в принципе, только… – Юра вдруг заметно погрустнел и немного помолчал. – Второй раз я в ту церковь уже один ездил, попросить батюшку за Валю помолиться. Умерла моя девочка. Ночью, во сне. Не выдержало сердце. А я вот почему-то верю, что это белый ангел ее забрал, чтоб не мучилась. Верю… – на этот раз Юра замолчал надолго.
«Вот так поговорили, – размышлял Лазарь. – Интересно, "серый" знал о Юриной судьбе или он меня наобум послал? Прям кино».
– Упокой, Господи, Валентину… Ты не горюй, – обратился он к рассказчику, – эта грусть твоя будет с тобой какое-то время, а может и всегда. Правильно сделал, что в церковь сходил за нее помолиться. Вот и молись за Валю, молитва – это мост «туда». И если будешь верить, что вы встретитесь на том свете, то так оно и будет по милости Божией.
«С такими советами я за рамки своей роли явно вышел, – осекся Лазарь. – А с другой стороны, да пошли они! Человек страдает, а я буду из себя разыгрывать бесшабашного рубаху-парня. Может, мне ему еще выпить налить, чтобы роли соответствовать? Нет уж!»
Тут Юра встрепенулся, встал, высоко поднял бокальчик с зеленым чаем, окинул взглядом сушницу и провозгласил по-японски:
– Итосий хито но таме ни канпай!
А потом повторил по-русски, пристально глядя в глаза Лазаря:
– Я предлагаю тост за вечную любовь! – И, выпив залпом горький чай, добавил: – Верю, что мы с Валюшкой когда-нибудь встретимся, потому что есть Бог и Его белые ангелы, и они меня сейчас слышат. А Валину могилу я никогда не оставлю. Никогда! Здесь, у ее могилы буду ждать нашей будущей встречи. Она ведь еще была мне другом, второго такого друга не будет.
У Лазаря от такой искренности Юры заныло в груди. Он встал, крепко прижал к себе бомжа и, торжествуя, подумал: «Смотрите, японцы, вот она, русская родная душа, вся перед вами!»
Выглядела вся эта сцена довольно странно, однако работники сушницы и посетители, в соответствии с японским менталитетом, лишь одобрительно закивали головами и расплылись улыбками… Но у этой сцены было еще два необычных наблюдателя на улице. Они находились с двух противоположных сторон и пристально следили за происходящим через большие окна ресторана.
Лазарь расплатился за еду и дал Юре денег. Тот засиял от неожиданной удачи. Покинув сушницу, Лазарь и Юра вернулись к палаточному лагерю. В соответствии с планом действий Лазарь отснял лагерь и сделал фотоснимки Юрия. Затем, не без сожаления попрощавшись с новым знакомым, он отправился на поиски интернет-кафе. Там Лазарь выполнил последнюю часть задания: вошел в почтовый ящик и загрузил информацию и фотографии. Затем он двинулся в обратный путь.
По дороге инок все время вспоминал Юру, его трогательное повествование о Валентине и думал о том, как удивителен мир.