Ангелы приходят всегда
Шрифт:
– Тетя Лен, ты прости, что я так говорю, но ведь кто-то же виноват… Ведь есть причины какие-то во всем. Почему Неонилла тогда так бесследно пропала? Я купила интересную книгу у метро, там написано, что, оказывается, в мире ежегодно без вести пропадает два миллиона человек! Понимаешь? А в России, например, – сто тысяч человек в год. И где все эти люди? Ведь где-то они есть!
Елена Сергеевна отвела глаза. Она поняла, что опять начались странные разговоры, но смущать Ангелину своей реакцией не хотела.
– Это продолжается с древних времен, – не унималась Ангелина. – Пишут, что в древние века целая армия так пропала, кажется персидская. А еще флот Александра Македонского тоже куда-то делся. Это же целые толпы народа! Понимаешь? И никаких следов. А был знаменитый случай, когда один человек без вести пропал, а через сто лет появился! Ты не думай, что я шучу, там все это доказывается. Я везде, как специально, про это слышу. Вчера видела передачу по телевизору, так это ж надо, сколько людей вот так бесследно пропало в 1937 году в СССР! Уйма. Еще Неонилла мне раньше рассказывала про семь святых юношей, которые в древности пропали. А они в пещере спали и вышли, когда все, кто их знал, уже умерли, и гонение кончилось, и был совсем другой мир. Мне бы так пропасть, – мечтательно вздохнула Ангелина. Потом опять погрустнела и выпалила: – Не обижайся, я в больницу к Неонилле не пойду! Никогда-никогда! Не могу смотреть, как она увядает на глазах, как она… – не договорив, Ангелина сорвалась с места и, давясь слезами, побежала плакать.
И без того изможденное лицо Елены Сергеевны приняло скорбное выражение. Держась за сердце, женщина устало опустилась на банкетку.
* * *
Через несколько дней Ангелина пропала.
Глава восемнадцатая
ЖИВОЙ ЖУРНАЛ/LIVE JOURNAL: INOK (2)
Духовная эмиграция или Как четверых не стало в России…
Нас было четыре друга: Антон, Аркадий, Саша и я.
Жили мы в прошлом тысячелетии, в «брежневско-горбачевские» времена.
Антон сказал: «В наше время нельзя быть не якобинцем», а потом добавил: «Тяжело в России без нагана», – и уехал в Америку.
Аркадий вдохновенно потряс смоляной гривой и продекламировал сочиненное (цитирую по памяти):
Когда мы к власти не придём,
когда с глубокой верой в Бога
мы вдруг споткнёмся у порога
и одновременно уйдём.
Когда мы к власти не придём,
когда в глаза посмотрим власти,
тогда все вместе, вчетвером,
шагнём на клык раскрытой пасти, –
и уехал с родителями за границу… Навсегда.
Как-то мы сидели с Сашей в театре на Таганке (он там работал в администрации), и он сказал мне: «Ну вот и остались мы с тобой вдвоем, зимовать…», – и вскоре уехал в Америку.
Я ушел в российский монастырь и сказал: «Ну уж нет! Я никуда не уеду».
Потом и мне пришлось написать:
Горький привкус утраты,
объясненья в парадном,
бесполезные клятвы
пред отъездом на запад.
Я тоже уехал…
Наш старец митрополит Виталий как-то подметил: «Это мы сначала думали, что мы политическая эмиграция, а потом поняли, что никакая мы не политическая, а самая настоящая религиозная духовная эмиграция».
А хорошо все же будет умирать в России, среди русских берез, за веру…
Как думаете, Антон, Аркадий, Саша?
О маленьких музыкантах
Жили на свете две маленькие девочки – две подружки.
Одна училась играть на скрипке, другая на фортепьяно.
Они обе жили в Советском Союзе и не знали о Боге.
Потом они выросли, стали музыкантами, одна уехала в Америку, другая в Израиль.
Скрипачка, живя в Америке, оставила сцену, ей не удалось добиться славы, но зато… Она поверила в Бога и стала православной. Пианистка, напротив, стала известной, но не верила в Бога, а только в счастье и стечение обстоятельств. Почему-то обстоятельства ее личной жизни «не стекались», и счастье не улыбалось.
Однажды уже взрослая девочка-скрипачка решила написать письмо подруге. Вот что она написала:
«Как это было давно-давно… более тридцати лет назад. Поздний вечер. Опустевшая школа. Все классы заперты, кроме крохотного класса № 5 на первом этаже. Оттуда несутся, наполняя пустынные коридоры, чудесные звуки, удивительные по красоте пассажи первой части концерта Грига. Звуки обволакивают меня своей силой, вырывают сердце из груди…
Уборщица тетя Поля дает мне понять, что пора идти домой. Выхожу из школы, бреду в задумчивости по темному безлюдному пришкольному двору. У единственного во всем здании школы светящегося окна останавливаюсь, не в силах уйти прочь от этих звуков…
Там, за окном, за черным роялем сидела маленькая девочка, и созданный ее руками и душой прекрасный мир музыки, казалось, растворял, поглощал все вокруг: и пустую, темную школу, и меня, стоявшую в блаженном оцепенении. Это была ты.
В те далекие, но незабываемые минуты ты была проводником в мир Божественных лучей вечного Добра и Красоты. Ради таких минут стоит жить.
Проникнись мыслью, что через тебя тогда говорил мне Бог. Так соедини свою волю с волей Творца. Доверься Ему. Поверь. Вознесись при помощи этой мысли над заземленным, тяжелым, пошлым миром. Ты подходишь к роялю. Сейчас ты будешь принимать участие в тайнодействии: ты станешь соучастником творения красоты. Вместе с Богом!
Вспомни об этом, когда вновь войдешь в безбрежный океан гармонии музыкальных звуков – ведь это отсвет того живого, сияющего мира, к которому с тоской стремимся мы и который, если Бог даст, когда-нибудь обретем в Царствии Небесном».
Играйте, играйте еще, маленькие музыканты!
(Благодарю одну из этих девочек за то, что поделилась со мной историей…)
Экран жизни и… смерти
Он долго бежал по пустыне, искал еду. Нашел какие-то съедобные коренья. Чудом выбрался, пришлось пробиваться через отравленные джунгли, душить змей, скрываться от крокодилов.