Ангелы
Шрифт:
Клер в нашей семье была самой заядлой тусовщицей и завсегдатаем ночных клубов. Как же она решилась завести ребенка? Я задала ей этот вопрос и надеялась услышать в ответ, что ее муж Джеймс решил таким образом получить налоговые льготы. Он такой козел, скажу я вам. Это было крупной удачей, что он завел интрижку на стороне и бросил сестру. Но она смогла придумать лишь одно объяснение: «Я чувствую, что так надо». Мне понравилось, как это звучало. Если уж «так надо» для Клер, никогда не отличавшейся высокой нравственностью, то определенно придет и время, когда для меня это тоже будет «надо».
За несколько дней до родов Клер я
– Посмотри, какие мы огромные!
Я была в восторге, что она счастлива. Но, глядя на ее большущий живот, покрытый сеточкой голубых вен, я чувствовала тошноту от мысли, что внутри нее сидит маленький человечек. Но еще хуже мне стало, когда я подумала, что ему еще и наружу выбраться надо, причем через отверстие, которое для него слишком мало.
Я поняла, что размышляю, о чем только думала Мать-Природа. Беременность и роды, без сомнения – самая плохая ее идея. Биологический эквивалент безвыходного положения.
Однако один из плюсов в совместном времяпрепровождении с беременной женщиной – то, что у нее квартира забита съестным. Полна сладостей. Старые жестяные коробки из-под бисквитов оказались просто пещерой Али-Бабы, набитой шоколадными батончиками, а в морозилке были тонны мороженого.
Устроившись рядом с жестяной коробкой, мы наелись до упаду (это заняло какое-то время). После этого мы уже были готовы разлечься на ее кровати и посмотреть телик. Но прежде Клер сняла майку. Почему бы и нет? Ведь она же у себя дома. Почему она должна стесняться раздеться в моем присутствии? Ну, вы понимаете, я же ее сестра. И мне пришлось тянуть шею, чтобы посмотреть на экран, потому что она загораживала его своим животом. Более того, если бы это была передача с субтитрами, то я вообще не понимала бы, что там происходит. Я старалась не смотреть на ее огромный живот, который вырастал из тела сестры, как священная австралийская гора Айерс-Рок.
– Не стоило мне есть предпоследний батончик «Баунти». У малышки икота, – ласково сказала Клер. И правда. Ее живот стал подергиваться в ритмичных судорогах. – Хочешь потрогать? – спросила сестра.
Если бы она спросила, не хочу ли я засунуть руку в блендер, то я, наверное, отнеслась бы к вопросу с тем же – нет, вру, – с большим энтузиазмом. Но я не могла придумать, как отказаться, не обидев ее.
Я дала ей руку и позволила производить с ней манипуляции. Клер устроила мою ладонь у себя на животе. Рука задрожала, и эта дрожь отдалась куда-то в голову. Я ничего не могла с собой поделать. Уж лучше бы мне дали индюшачьи потроха.
Клер передвинула мою руку, и она легла на что-то твердое.
– Чувствуешь? Это ее головка, – сказала она. Я с трудом сдержала рыдания.
Потом, словно мне и без того не было так плохо, Клер заметила невзначай:
– Она может появиться в любую минуту.
На лбу у меня выступила испарина. «Господи, – молилась я, – только не сегодня, пожалуйста, Боженька, пусть она родится не сегодня!»
Клер всегда считала себя страшно «неудачливой» (это ее слова) и всегда
– Ничего.
Должно быть, ужас отпечатался на моем лице, поскольку она залилась смехом и объяснила:
– Рождение этого ребенка – самое волнующее, что было в моей жизни. Так что я хочу участвовать от и до.
Мне стало ясно, что она избрала самый ужасный путь. Но это странным образом меня утешило. Если уж кто-то типа Клер намеревается рожать естественным путем, без обезболивания, то есть надежда и для трусишек вроде меня.
Тем не менее на следующее утро я проснулась и оделась за час до того, как мне нужно было выходить. И даже вся прелесть жестянок с бисквитами не могла заставить меня остаться. Клер бродила по квартире, зевая и ворча себе под нос:
– Господи, да я сейчас лопну.
В конце концов она неуклюже плюхнулась на сиденье машины, чтобы отвезти меня к метро. Из-за облегчения у меня поехала крыша. Задолго до того, как машина остановилась, я распахнула дверцу и ногой дотронулась до дороги, аж искры из-под каблуков полетели.
Пулей вылетев наружу, я выпалила:
– Спасибо тебе за шоколад и удачно справиться с мучительными болями во время родов!
Вообще-то это у меня случайно вылетело. Попробовала снова:
– М-м-м, удачных родов!
Через два дня Клер родила. Как я ее ни пытала, она не признавалась, что было уж так больно. Примерно тогда я поняла, что существует некая конспирация. Всякий раз, когда я пыталась выведать у какой-нибудь мамаши подробности о родах и о купировании боли, они на контакт не шли. Вместо этого мечтательно сообщали:
– Ну, больновато было, я думаю. Но потом появляется ребенок, я имею в виду, ТВОЙ ребенок. Ты даешь миру новую жизнь, это чудесно!
Я ожидала, что с течением времени мои страхи поутихнут и я перерасту их. Поэтому сказала себе, что заведу ребенка, когда мне исполнится тридцать. Подозреваю, отчасти это связано вот с чем: мне казалось, тридцать лет – это еще очень не скоро и никогда не наступит.
21
– Кризис в Санта-Монике продолжается вот уже два дня…
Я проснулась как обычно, резко дернувшись, от звуков голоса Эмили, говорившей с собой.
– Условия жизни в домике ужасны. Боевой дух заложников упал…
Как я понимаю, Морт Рассел с контрактом под мышкой ночью все-таки не приезжал.
Но вскоре после моего пробуждения кто-то позвонил. И этот кто-то рассмешил Эмили. Она хихикала и накручивала волосы на палец весь разговор. Оказалось, это Лу, с которым она познакомилась на вечеринке свиданий вслепую, где ей в пару сначала подобрали парня, собирающего органы для трансплантации.
– Сегодня вечером пойду с ним на свидание, – сказала она, повесив наконец трубку. – Целых две недели он не звонил и не давал о себе знать, но мне плевать! Я встречусь с ним, пересплю и больше никогда о нем не услышу. И это, – произнесла она с удовлетворением, – поможет мне отвлечься от того, что Морт Рассел не звонит, собака!
Я выглянула в окно.
– На что ты уставилась? – спросила Эмили.
– На Кертиса. Он опять застрял. – Я не отрывала глаз от окна. – Они зовут нас на помощь.