Англия и англичане. О чем молчат путеводители (Наблюдая за англичанами. Скрытые правила поведения)
Шрифт:
Даже если вы не поднимали голову от книг и вызубрили все, что можно, признать это позволительно только в самоуничижительной манере: «Я всю задницу отсидел, и все равно не разобрался в генетике — не сдать мне этот предмет. Так или иначе, непременно попадется вопрос, который я плохо выучил. По закону подлости». Всякое выражение уверенности должно уравновешивать выражение неуверенности: «Думаю, с социологией я справлюсь, но вот от статистики у меня ум за разум заходит…»
Перед экзаменом студенты прибегают к ритуалу стенаний из суеверия или из страха выставить себя в глупом свете, однако скромность необходимо выказывать и после того, как был достигнут желаемый результат. Те, кто хорошо сдал экзамен, всегда должны делать вид, что они удивлены своим успехом, даже если в душе считают, что их оценили по заслугам. «О Боже! Даже не верится!» — это типичный возглас студента, получившего хорошую оценку. Ликование, конечно, ожидаемо, но свой успех нужно объяснить везением — «Мне повезло. Билет хороший попался», — а не отнести за счет собственного таланта или упорного труда. Студент медицинского
На послеэкзаменационных торжествах студенты обычно жалуются на «опустошенность». На каждой вечеринке можно слышать, как они говорят друг другу о том, что выжаты как лимон. «Я знаю, что должен прыгать от счастья и праздновать, но, кроме опустошенности, ничего не чувствую», «Все в эйфории, а я… даже не знаю, что я чувствую…» Каждый из выпускников уверен, что до него/нее никто подобного не испытывал, однако жалобы на опустошенность — типичное явление среди студентов, и таких, у кого и в самом деле приподнятое, праздничное настроение, меньшинство.
Следующее событие, во время которого не принято выказывать радостное возбуждение, — это церемония вручения дипломов. Все студенты всегда говорят, что это мероприятие — сплошная тоска, они умирают от скуки; никто никогда не признает, что он горд собой. Это просто утомительный ритуал, который нужно вытерпеть ради любящих родителей. Как и на старте «недели первокурсника», родители — смущающая помеха. Многие студенты из кожи вон лезут, чтобы не подпустить своих родителей к присутствующим на церемонии друзьям, кураторам и преподавателям. «Не надо, папа! Не спрашивай его о моих «дальнейших перспективах»; Это не родительское собрание…»; «Послушай, мам, только не выкинь что-нибудь сентиментальное, ладно?»; «Бабушка, ради бога, не плачь! Это всего лишь диплом, а не Нобелевская премия…» Студенты, у которых слишком беспокойные родители, принимают скучный раздраженный вид — закатывают глаза и тяжело вздыхают, особенно если в пределах видимости или слышимости находятся их знакомые.
Последние несколько страниц были посвящены исключительно «обрядам перехода» образованных средних классов — «свободный год», «неделя первокурсника», окончание университета. Это потому, что нет аналогичных государственных — официальных — ритуалов для тех, кто покинул школу в шестнадцать лет, или даже для тех, кто покончил с дневным образованием в восемнадцать. Выпускники школ, возможно, как-то отмечают окончание школы со своими друзьями и/или родными, но их переход от учебы в школе к профессиональному обучению, трудовой деятельности или безработице не отмечается никакими официальными, церемониями. Тем не менее первая работа (или пособие по безработице) — важная веха и, вне сомнения, гораздо более знаменательная перемена, чем просто переход из школы в университет. В некоторых школах устраивают так называемый актовый день с вручением наград и т. д., но торжественной церемонии, организуемой в честь выпускников, как таковой нет (во всяком случае, нет ничего подобного американской церемонии для выпускников школ, мероприятию, которое является важным событием, более грандиозным и тщательно подготовленным). Результаты экзаменов по программе средней школы на обычном и повышенном уровнях высылают выпускникам по почте через несколько месяцев после окончания школы, так что выпускники в любом случае отмечают только расставание со школой, а не успехи в учебе, что, собственно, и подразумевает слово «graduation» («окончание»). И все же обидно, что переход из школы во взрослую трудовую жизнь не отмечается каким-либо более значимым ритуалом.
В начале данной главы я указала, что гость из любой современной западной культуры не усмотрит ничего странного или незнакомого в процедуре обычной английской свадьбы. У нас почти все так же, как и у многих других народов: накануне свадьбы мальчишник («stag night») и девичник («hen night») (у американцев это называется соответственно «bachelor party» и «bachelorette party»); потом венчание в церкви или гражданская церемония; прием; шампанское; невеста в белом; свадебный торт; подружки невесты (на ее усмотрение); шафер; речи; особые блюда; танцы (необязательно); семейные ссоры и конфликты (более или менее обязательно) и т. д. С точки зрения антрополога, английская свадьба имеет много общего даже с ритуалами бракосочетания экзотических племен, которые показались бы весьма странными представителям большинства современных западных культур. Несмотря на внешние отличия, ритуалы бракосочетания всех народов строятся по общей формуле «обрядов перехода», выведенной ван Геннепом (отделение — переход — инкорпорация), в соответствии с которой люди посредством церемониала переходят из одной фазы жизненного цикла в другую.
По случаю помолвки англичане не устраивают больших торжеств, в отличие от многих других народов. В некоторых обществах обручение/помолвка считается таким же важным событием, как и свадьба. (Возможно, чтобы наверстать упущенное, мы оттягиваемся на девичниках и мальчишниках, которые зачастую гораздо более продолжительные и веселые, чем сама свадьба).
Справочник по этикету «Дебретт» напоминает нам, в несколько пессимистичном тоне, что «важная функция помолвки — дать возможность родным со стороны жениха и невесты привыкнуть друг к другу и таким образом
Когда трения возникают из-за денег, как это часто бывает, — не в последнюю очередь потому, что свадьба — мероприятие недешевое, — ощущение дискомфорта усиливается вдвойне. В отличие от представителей большинства других культур, мы упорно стоим на том, что любовь и брак не имеют ничего общего с деньгами и что всякое упоминание о деньгах «снизит тонус» торжества. Например, обручальное кольцо невесте обычно покупает жених, выкладывая за него месячное жалованье (в Америке как минимум вдвое больше, поскольку, по мнению большинства, обручальное кольцо символизирует статут мужчины, как кормильца), но спрашивать или говорить о том, в какую сумму обошлась покупка, неприлично. Это не мешает всем и каждому строить свои предположения или спрашивать про камни и оправу, дабы окольным путем определить цену кольца, но только жених (и еще, может быть, его поверенный) знает точную стоимость, и только очень невоспитанный, вульгарный жених станет хвастаться или жаловаться по этому поводу.
Тратятся на свадьбу традиционно родители невесты, но в наши дни за все платят совместно сами брачующиеся или/и дедушки с бабушками или другие родственники. Однако независимо от того, кто оплатил основную часть расходов, жених в своей речи непременно поблагодарит родителей невесты за «это чудесное торжество» (возможны другие эвфемизмы) — слова «деньги» или «заплатили» не употребляются. Если родители жениха, дедушка с бабушкой или дядя заплатили, скажем, за шампанское или медовый месяц, их поблагодарят за «содействие» или «подарки» — слово «платить» подразумевает использование денег. Мы все прекрасно знаем, что без денег свадьбу не сыграешь, но заострять на этом внимание считается дурным тоном. Типичное английское лицемерие. За этими вежливыми эвфемизмами порой кроются неприятные финансовые споры, а в некоторых случаях возмущение по поводу того, кто и за что заплатил и что вообще вся эта свадьба — неоправданное расточительство. Если вы испытываете денежные затруднения, нет смысла влезать в долги, чтобы устроить для своей дочери пышную свадьбу. В других культурах ваши старания, возможно, оценили бы по достоинству, но англичане только скажут, что это показуха, и спросят, почему вы не организовали «что-нибудь скромное и непритязательное».
Помимо трудностей, связанных с деньгами или запретом на разговор о деньгах, в наши дни непременно возникают трения из-за состава двух семей, участвующих в ритуале бракосочетания: почти всегда родители одной из сторон разведены, возможно, имеют уже новые семьи или живут в гражданском браке с другими партнерами, иногда имеют детей от второго или даже от третьего брака.
И даже если никто не устроил пьяный дебош, все остались довольны, как их рассадили и как был организован транспорт, и шафер никого не обидел в своей речи, всегда найдется кто-то, кто сделает или ляпнет что-либо вызывающее неловкость. На первой английской свадьбе, на которой я присутствовала, таким человеком оказалась я, хотя мне тогда было всего пять лет. Отец рассказал нам про союз двух сердец, описал свадебные обычаи и обряды разных культур и объяснил, чем могут быть чреваты браки между двоюродными братьями и сестрами по материнской линии. Мама взяла на себя задачу объяснить про «факты жизни» — про секс, откуда берутся дети и т. д. Моих сестер рассказы родителей не очень увлекли (они тогда были еще слишком малы: одной три года, другой — четыре), а я слушала как зачарованная. На следующий день я с не меньшим интересом наблюдала церемонию в церкви, и в минуту затишья, — возможно, после того, как священник произнес: «Скажите сейчас или храните молчание вечно», — я повернулась к матери и громким свистящим шепотом спросила: «И сейчас он ее оплодотворит?»
После этого меня несколько лет не брали на свадьбы, что, в общем-то, несправедливо, ведь я ухватила суть вещей, лишь немного перепутав хронологическую последовательность. Помнится, в следующий раз я уже присутствовала на свадьбе в Америке: второй раз женился мой отец. Тогда мне было восемь или девять лет, то есть я была достаточно взрослой, чтобы выслушать лекцию о кузенных, патрилокальных и матрилокальных браках с использованием соответствующей терминологии и диаграмм. Тем не менее, во время самой торжественной части церемонии меня начал душить смех (слава богу, беззвучный). Тогда мне было ужасно стыдно за то, что я веду себя как ребенок — отец всегда говорил мне: «Не будь ребенком», — но теперь я понимаю, что мой приступ смеха был чисто английской реакцией. Любая торжественная ситуация нам кажется, нелепой и вызывает дискомфорт. В самые серьезные, важные моменты официальных церемоний нам, к несчастью, хочется смеяться. Это неестественный, нервный смех — близкий родственник юмора как коленного рефлекса. Юмор — наш излюбленный механизм защитной реакции, а смех — традиционный способ борьбы с нашей социальной неловкостью.