Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга
Шрифт:
Впрочем, он не растрачивал свое обаяние исключительно на сексуальные объекты и, как только настроился на войну, принялся довольно ловко обхаживать богатых банкиров и торговцев из Италии, Голландии и Англии, формируя с их помощью военный бюджет. Позже почти все они обанкротились, когда он не смог с ними расплатиться.
Эдуард заложил не только собственную английскую корону, но и ту, которую приказал изготовить с оптимистическим настроем на будущую коронацию во Франции.
Филипп VI, напротив, испытывал серьезные трудности с финансированием своей военной кампании. Даже в те времена французы предпочитали игнорировать законодательство, и многие из них отказывались платить налоги. Филиппу пришлось прибегнуть к таким непопулярным мерам, как повышение пошлин на соль и девальвация
34
В те времена Церковь, похоже, куда более либерально трактовала те из десяти заповедей, что имеют отношение к убийствам и кражам чужого имущества.
Филипп направил вырученные средства на мобилизацию шестидесятитысячной тяжелой кавалерии, большую часть которой составляли аристократы, мечтающие быть произведенными в рыцари. Эдуард предпринял нечто более или менее противоположное, разослав английским констеблям и судебным приставам указание прислать к нему наиболее подходящих для войны кандидатов в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет. Наряду с отбором лучших лучников местные чиновники воспользовались возможностью отправить на войну воров и убийц.
Так что, в то время как французские аристократы примеряли тяжелые доспехи и проверяли друг друга на знание рыцарского устава, тысячи английских уголовников обменивались советами, как лучше протыкать этих щеголей.
Резня с красивым названием
Если нужно хоть какое-нибудь оправдание тем ужасам, каким подверглась Франция, тогда стоит заметить, что первыми начали французы.
В 1337 году они повадились устраивать набеги на побережье Англии, а в течение следующего года напали на Рай, Гастингс, Портсмут, Саутгемптон, остров Уайт и Плимут и устроили там грабежи. Французы захватили английские торговые суда, а французские корабли даже заходили в устье Темзы. Поползли слухи о массированном французском вторжении, и говорили, что взятых в плен кентских рыбаков пытали, а потом прогнали по улицам Кале.
Англичане быстро сообразили, что этот разбойный бизнес — неплохая идея, и вскоре нормандские и бретонские порты на себе испытали все прелести мародерства. Иногда английским налетчикам даже удавалось украсть то, что недавно было вывезено из их родных городов. С тех пор для любого корабля воды Ла-Манша стали опасным местом.
А потом состоялось настоящее вторжение. В сентябре 1339 года Эдуард III атаковал Францию силами пятнадцати тысяч воинов, многие из которых были нидерландскими и германскими наемниками, которым он платил взятыми в долг деньгами. Филипп VI поджидал их в местечке под названием Ла-Фламангри в Северо-Восточной Франции с тридцатипятитысячной армией. И хотя Филипп имел численное превосходство, он предложил провести вместо битвы нечто вроде спортивного состязания, турнир между французскими паладинами — самыми доблестными рыцарями — и лучшими воинами английской армии. Это вполне могло быть насмешкой над Эдуардом, который и сам когда-то был паладином, пока Филипп не конфисковал его французские земли.
Эдуард рвался в бой, и не только потому, что обладал воинственной натурой: к этому подталкивали и наемники, которые жаловались, что им не хватает еды, и угрожали отправиться восвояси. Так что он согласился встретиться с Филиппом на его условиях — будь то жестокая схватка двух армий или рыцарский поединок. Но все кончилось тем, что Филипп попросту не явился.
Трусость, вы скажете? Возможно, но зато эффект был достигнут. Словно английский пенсионер, застигнутый врасплох растущим курсом евро, Эдуард просто не мог себе позволить задерживаться во Франции, и ему пришлось вернуться домой. Денег катастрофически не хватало, и ему даже ради новых кредитов пришлось оставить свою жену Филиппу в Генте в качестве залога. Его вторжение, задуманное как быстрая атака, которая приведет к падению Парижа и захвату французского трона, длилось месяц, но за это время он не продвинулся дальше окраин Кале.
Однако, с учетом предстоящей войны, эту акцию нельзя назвать совсем уж провальной, поскольку Эдуард и его войско неожиданно придумали совершенно новую концепцию вторжения, удачно дав ей французское название, чтобы скрыть факт английской интервенции.
Французское слово chevauch'ee («шевоше») прежде означало безобидную прогулку верхом — скажем, по сельским просторам, — но Эдуард III наполнил его куда более зловещим смыслом. Его люди, марширующие по Франции, получали от него приказ крушить все на своем пути. Он даже хвастался этим в письме своему сыну, Черному принцу, как бы между прочим замечая: «Мы продвинулись вглубь страны на двенадцать — четырнадцать лье, сжигая и разрушая все вокруг» — и добавляя, что окрестности города Камбре «опустошены, нет ни корма, ни скота, ничего». При этом он не стал уточнять, что «опустошение» подразумевало выжигание города дотла и принуждение его жителей спасаться бегством, а то и полное их истребление.
Схожими методами действовал в Англии Вильгельм Завоеватель — главным образом с целью наказания бунтующих граждан. Но Эдуард планировал вести так всю войну, пытаясь истощить Францию кровавой резней, чтобы принудить к капитуляции. Подобные же аргументы приводились в 1945 году, в оправдание бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Если бы в четырнадцатом веке существовали ядерные боеголовки, то удержать Эдуарда от их использования могли только перспектива лишиться выгодных заложников и страх перед тем, что французский трон окажется слишком радиоактивным, чтобы сидеть на нем.
Тактика французов как объект для шуток
Эдуард III был, несомненно, жестоким человеком, но уж чего у него не отнять, так это упорства. Не успел он вернуться в Англию, как убедил парламент проголосовать за введение налогов на шерсть, кукурузу и баранину, а также — в доказательство того, что он вовсе не противник сельского хозяйства, — принять закон об отчислении в казну девятой доли имущества каждого горожанина. Вырученные деньги он потратил на освобождение своей жены из кабалы и подготовку новой антифранцузской кампании. И на этот раз его ожидал ошеломляющий успех.
Зная о том, что Филипп готовил к вторжению флот, Эдуард решил нанести удар по французам в море. В июне 1340 года он вывел в Ла-Манш около 200 кораблей, большинство из которых представляли собой переоборудованные торговые суда.
Со стороны это выглядело полным безумием. Корабли Эдуарда были, по сути, грузовыми, в то время как французы арендовали оснащенные таранами и катапультами высокоманевренные генуэзские военные галеры, командовал которыми старый морской волк, генуэзец Барбанера, или Черная Борода. И эти красавицы галеры, как и корабли с тяжеловооруженными воинами [35] , gent d'armes, теперь стояли на якоре в большой гавани Слёйса (нынешняя Голландия), создавая мощный оборонительный рубеж.
35
Средневековый французский термин gent d'armes дал рождение современному «жандарму».
План Эдуарда был прост: двигаться прямо на французские корабли и брать их на абордаж. Воины в средневековых доспехах, карабкающиеся на планширь? Скептически настроенный военачальник решил бы, что это не слишком практично. Однако Эдуард не знал, что на него работает мощный фактор — одна слабость, присущая французам, которая жива и по сей день.
Может, в распоряжении Филиппа VI и был великий флотоводец, но Барбанеру превосходили по рангу двое французов, Хью Кирэ и Николя Бегюше, причем ни один из них не был моряком. Бегюше в прошлом занимался сбором налогов. И когда Барбанера посоветовал им покинуть гавань и выйти в открытое море, где его юркие галеры могли бы играючи потопить неповоротливый английский флот, эти двое отказались.