Английская наследница
Шрифт:
— Они, скорее всего не гуляют по улицам с письмами в руках, — прервал его Роджер дрожащим голосом.
Пьер покосился на него:
— Так как ты ничего не можешь сделать, предоставь это мне. Если не получится одно, выйдет другое.
— Нет! Ты не понял, ведь он убьет ее! Никто не может сделать это за меня. При малейшем подозрении он…
— Мой друг, — сказал Пьер, сжимая плечо Роджера, — я понимаю, что ты не ел сегодня и нормально не спал последний год. Можем ли мы чем-нибудь наполнить желудок или внизу тоже помощники Шаметта?
— Здесь никого нет, — ответил Роджер, — но,
Не обращая внимания на возражения Роджера, Пьер спустился в темноту. На окнах были темные шторы, сделанные Леонией. Можно зажечь свечу, никто не увидит, что в комнате двое мужчин. Луч света не вызовет подозрений. В том, что кто-то спустился перекусить или выпить ночью, нет ничего странного. В закрытом горшке Пьер нашел еду. Он поставил ее подогревать и убедил Роджера поесть. Когда они закончили, Роджер признал, что диагноз Пьера о его состоянии был точным. Паника уменьшилась, и он мог почти разумно обсуждать возникшие проблемы.
Было решено, что Пьер вначале попытается последовать за Гарнье или тем, кому отдадут письмо, и если это не получится, начнет вести наблюдение за Шаметтом. Письмо Леонии обещали принести до полудня. После того, как прочитает его, Роджер отправится за товаром, увлекая за собой наблюдателя, с черного хода. Тогда Пьер выскользнет, пойдет вперед и останется в кафе через дорогу, в котором Гарнье наблюдает за передней дверью Роджера. Когда Роджер вернется, он напишет Леонии, затем позовет Гарнье, чтобы передать ему письмо. Это позволит Пьеру выяснить, кто такой Гарнье, и узнать, когда тот получит письмо, чтобы следить за его перемещением.
— Только я не уверен, что Гарнье передаст его прямо по назначению, — вздохнул Роджер. — Думаю, сначала он отнесет его Шаметту. А затем, вероятно, еще один человек отнесет его туда, где держат Леонию.
— Возможно. Я получу ответ и на это. — Пьер улыбнулся Роджеру. — Я не искусен в шпионаже и передаче секретных посланий, но говорил тебе, что у меня есть надежные ребята.
Вместо того, чтобы успокоиться, Роджер казался еще более взволнованным:
— Пьер, если ты так высунешь шею, что тебе отрубят голову…
Контрабандист засмеялся, хлопая Роджера по плечу. Затем доверху наполнил бокал бренди и протянул его другу:
— Выпей этот бокал до дна, и пойдем спать. Если ты начинаешь учить меня осторожности, значит тебе пора спать.
ГЛАВА 21
Это был хороший совет. Роджер крепко уснул. То же сделала и Леония, и без бренди. Ее снотворным стало планирование деталей непредвиденных обстоятельств, которые могут возникнуть. Каждый раз, когда она придумывала новые препятствия, которые могут помешать ей расправиться с Дану и Пане, и преодолевала их, напряжение спадало. Наконец она была абсолютно уверена, что распланировала все, полностью расслабилась и была готова уснуть.
Утренний свет и ясная голова после хорошего отдыха выявили новые проблемы. Если она расправится с людьми прежде, чем Роджер сможет последовать за Фифи, куда она пойдет? Не было ни плаща, ни шляпы, и она не знала, где находилась. Бродить по улицам в одном платье, не в лохмотьях, а в приличном платье женщины среднего класса, — это обязательно вызовет любопытство. Намек, что она не знает, где находится, вызовет подозрения. Кроме того, Леония знала, что выглядит необычно. Ее легко запомнить благодаря светлым волосам. Итак, она не осмелится спросить дорогу.
Самым простым ответом, конечно, было оставаться в доме после того, как она расправится с охранниками, и ждать, что за ней придет Роджер. Оставаться с двумя мертвецами? Леония содрогнулась, затем сказала себе, что глупо бояться мертвых, когда она не боялась их живых. Ей придется соорудить себе плащ и накидку, чтобы покрыть волосы. Леония огляделась в поисках материалов, но Фифи вылезла из-под кровати и начала скрестись в дверь. Леония пошла за ней и позвала Дану. Пане открыл дверь и стоял, преграждая ей путь. Леония, чтобы не казаться настойчивой, отступила и любезно сказала, что готова завтракать и собаке надо выйти. Ей даже удалось изобразить улыбку.
Пане долго смотрел на нее и, казалось, хотел что-то произнести. Затем он крикнул Дану, и повторилась сцена предыдущего вечера, за исключением того, что мужчины на этот раз не держали Леонию за руки, когда она выпускала Фифи. Она не использовала глупых преимуществ свободы, наблюдая, как Фифи описала круг по саду, а затем выскользнула за ворота. Леония закрыла дверь и предложила позавтракать на кухне, где завтрак не так быстро остынет, чтобы не нести его в другую комнату.
Это предложение получило одобрение, как и следующее, когда ей позволили сварить себе кофе. Лицо Леонии было задумчивым, пока она готовила напиток. Яростный гнев предыдущей ночи спал, она понимала, что на Роджера могли надавить. Она подумала, что с Дану и Пане можно расправиться по-другому. Горшки и сковородки не очень опасны, но котел с кипятком может искалечить человека, а тяжелая сковорода сделает его еще более беспомощным, чем обычное оружие. Радостно улыбаясь, Леония проглотила хлебцы и кофе, приветливо болтая с Дану и размышляя при этом, куда его лучше ударить.
Конечно, чтобы использовать сковородку в качестве оружия, сначала нужно получить разрешение взять ее. Леония глубоко вздохнула, и ее спросили, почему она вздыхает.
Здесь скучно, пожаловалась она. Дома она всегда занята, а здесь нечем заняться. Прежде чем Дану успел отвергать, в дверь с черного хода заскреблась Фифи и одновременно раздался звонок в переднюю дверь. Дану поспешил на звонок, а Леония хотела впустить собаку, но другой страж схватил ее за руку, когда она проходила мимо него. Леония послушно остановилась, думая, что он запрещает ей открывать дверь, пока Дану нет в комнате.
— Я могу придумать вам занятие, — вкрадчиво сказал он. Вожделение на его лице ясно говорило, что он имел в виду, и тут же ущипнул ее за грудь.
Краска бросилась ей в лицо, она отпрянула, но не закричала. Женщина, не привыкшая к оскорблениям, обязательно бы завопила. Леония не чувствовала оскорбления невинной или находящейся под покровительством женщины, но Роджер восстановил в ней сознание собственной ценности. Не страх, а ярость охватила ее, такая свирепая ярость, что после инстинктивного движения освободиться она онемела и застыла.