Английская поэзия

Маршак Самуил Яковлевич

В ЗАЩИТУ АКЦИЗНОГО

Вам, остроумцам, праздным и капризным, Довольно издеваться над акцизным. Чем лучше ваш премьер или священник, С живых и мертвых требующий денег И на приход глядящий с укоризной? Кто он такой? Духовный ваш акцизный!

КАПИТАНУ РИДДЕЛЮ

ПРИ ВОЗВРАЩЕНИИ ГАЗЕТЫ

Газетные строчки Прочел я до точки, Но в них, к сожалению, мало Известий столичных, Вестей

заграничных. И крупных разбоев не стало. Газетная братья Имеет понятье, Что значат известка и глина, Но в том, что сложнее, — Ручаться я смею, — Она, как младенец, невинна. И это перо Не слишком остро. Боюсь, что оно не ответит На все бесконечное ваше добро… Ах, если б у солнца мне вырвать перо Такое, что греет и светит!

ТРИ ВЫВЕСКИ

I

Напоминает он лицом Ту вывеску, что над крыльцом Гремит, блестит, Лаская слух и взор, И говорит: «Здесь постоялый двор».

II

Как эта голова чиста, пуста, Припудрена, искусно завита! Такую видишь в лавке брадобрея. И каждый, кто проходит перед нею, Одни и те же говорит слова: — Вот голова!

III

А эта голова Могучего напоминает льва, Но только льва довольно мирного — Трактирного.

СТИХИ,

НАПИСАННЫЕ АЛМАЗОМ

НА ОКНЕ ГОСТИНИЦЫ

Мы к вам пришли Не тешить взгляд Заводом вашим местным, А для того, Чтоб смрадный ад Был местом, Нам известным. Мы к вам стучались Целый час. Привратник не ответил. И дай нам бог, Чтоб так же нас Привратник ада встретил!

ЭПИТАФИЯ

СТАРУХЕ ГРИЗЗЕЛЬ ГРИМ

Лежит карга под камнем сим. И не могу понять я, Как этой ведьме Гриззель Грим Раскрыла смерть объятья!

ЭПИТАФИЯ

ВИЛЬЯМУ ГРЭХЕМУ, ЭСКВАЙРУ

Склонясь у гробового входа, — О смерть! — воскликнула природа. — Когда удастся мне опять Такого олуха создать!..

НАДПИСЬ НА ОФИЦИАЛЬНОЙ БУМАГЕ,

КОТОРАЯ ПРЕДПИСЫВАЛА ПОЭТУ

«СЛУЖИТЬ, А НЕ ДУМАТЬ»

К политике будь слеп и глух, Коль ходишь ты в заплатах, Запомни: зрение и слух — Удел одних богатых!

ПО ПОВОДУ БОЛЕЗНИ

КАПИТАНА ФРЕНСИСА ГРОУЗА

Проведав, что Френсис в объятиях смерти, Топ-топ — прибежали к одру его черти. Но, слыша, как стонут под грузом больного Тяжелые ножки кровати дубовой, Они отказались принять его душу: Легко ли поднять эту грузную тушу!

ЗЕРКАЛО

Ты обозвал меня совой, Но сам себя обидел: Во мне ты только образ свой, Как в зеркале, увидел.

ЗНАКОМОМУ,

КОТОРЫЙ ОТВЕРНУЛСЯ

ПРИ ВСТРЕЧЕ С ПОЭТОМ

Чего ты краснеешь, встречаясь со мной? Я знаю: ты глуп и рогат. Но в этих достоинствах кто-то иной, А вовсе не ты виноват!

ДЖОНСОНУ

Мошенники, ханжи и сумасброды, Свободу невзлюбив, шипят со всех сторон. Но если гений стал врагом свободы, — Самоубийца он.

ЭПИТАФИЯ САМОУБИЙЦЕ

Себя, как плевел, вырвал тот, Кого посеял дьявол. Самоубийством от хлопот Он господа избавил.

ЛОРДУ, КОТОРЫЙ НЕ ПУСТИЛ

В СВОИ ПАЛАТЫ ПОЭТА И ЕГО ДРУЗЕЙ,

ИНТЕРЕСОВАВШИХСЯ АРХИТЕКТУРОЙ

Пред нами дверь в свои палаты Закрыли вы, милорд. Но мы — не малые ребята, А ваш дворец — не торт!

ЭПИТАФИЯ

КРИКЛИВОМУ СПОРЩИКУ

Ушел ли ты в блаженный рай Иль в ад, где воют черти, — Впервые этот вздорный лай Услышат в царстве смерти.

ЭПИТАФИЯ

ЦЕРКОВНОМУ СТАРОСТЕ,

САПОЖНИКУ ГУДУ

Пусть по приказу сатаны Покойника назначат В аду хранителем казны, — Он ловко деньги прячет.

МИСТЕРУ ВИЛЬЯМУ МОЛЬ ОФ ПАНМУР,

КОТОРОГО ПОЭТ УВИДЕЛ В НОВОМ

ЭЛЕГАНТНОМ ФАЭТОНЕ НА СКАЧКАХ

(БЕГАХ)

Я согласиться должен, что бесспорно Твой новый фаэтон имел успех. Так некий вор мечтал, чтоб выше всех Ему соорудили столб позорный.

* * *

Недаром, видимо, Господь Когда-то посулил: Не только души, но и плоть Восстанет из могил. А то б вовеки не воскрес Души лишенный Кардонесс!

ИЗ УИЛЬЯМА БЛЕЙКА

ИЗ КНИГИ «ПОЭТИЧЕСКИЕ НАБРОСКИ»

ПЕСНЯ

В полях порхая и кружась, Как был я счастлив в блеске дня, Пока любви прекрасный князь Не кинул взора на меня. Мне в кудри лилии он вплел, Украсил розами чело, В свои сады меня повел, Где столько тайных нет цвело. Восторг мой Феб воспламенил И, упоенный, стал я петь… А он меж тем меня пленил, Раскинув шелковую сеть. Мой князь со мной играет зло. Когда пою я перед ним, Он расправляет мне крыло И рабством тешится моим.