Английский фантастический роман
Шрифт:
Когда пришло время расставаться, Эндрю сказал:
— Надо будет встретиться как-нибудь еще.
Картвелл кивнул.
— Знаете что, приходите пропустить рюмочку в воскресенье. Часиков в одиннадцать устроит? С женой. Денхэм-Кресент, семнадцать — знаете, где это?
— За угол от станции метро «Саут-Кенсингтон»?
— Вот-вот.
— Что ж, благодарю. С радостью придем.
Лишь когда они распрощались, и Эндрю шагал по Парк-Лейн к автобусной остановке, он припомнил, что Мак-Кей поручал ему выведать у Картвелла что-нибудь насчет уменьшения солнечной активности, предвещавшего холодную зиму.
Кэрол попыталась было возразить против визита на основании шапочного знакомства. Она не любила входить в контакт, не имея возможности оценить, что за люди новые знакомые. В воскресенье она еще поговаривала о том, чтобы уклониться от встречи и заставить Эндрю принести за нее извинения. Однако, как следовало из откровенного признания Кэрол, прежние аргументы отошли в тень благодаря неприкрытому восхищению, которое всегда вызывали у нее дома на Денхэм-Кресент — стиль Регентства, белая штукатурка и итальянские портики: ей не терпелось взглянуть, каковы они изнутри.
Их впустила в дом розовощекая брюнетка — нечто большее, чем гувернантка, и нечто меньшее, чем au pair — проводившая их в гостиную с окнами, выходящими на улицу. Утро выдалось солнечным, и темная листва подстриженного кустарника томно лоснилась в маленьком садике у парадного.
Кэрол оглядела обстановку.
— Кое-что очень даже ничего, — заметила она. — Вон тот пузатый сундучок в углу…
Ей пришлось умолкнуть, потому что в гостиной появилась худенькая блондинка. Ей можно было дать лет двадцать пять. Она оказалась очень простенькой, что вызвало у Эндрю некоторое удивление: он ожидал, что у Картвелла будет более изысканная супруга.
До них донесся ее нервный, хрипловатый голосок:
— Мистер и миссис Лидон? Я Мадлен Картвелл. Дэвид сейчас спустится.
Она чуть-чуть улыбнулась, готовая улизнуть, но в этот момент раздались стремительные шаги, и перед ними предстал Дэвид Картвелл. Он и сейчас выглядел франтом: на нем были модные серые брюки и бордовая шелковая рубашка; последняя вызвала у Эндрю не меньшее осуждение, чем его галстук-бабочка на приеме. Кэрол также не одобряла франтов. Оставалось надеяться, что это не отпугнет ее раньше времени: обычно первое впечатление перерастало у нее в стойкое предубеждение.
— Вы, кажется, не заблудились, — сказал Дэвид. — Здравствуйте, Энди. Миссис Лидон?
— Кэрол, — сказал Эндрю. — А это Дэвид.
Здороваясь с Кэрол за руку, Картвелл посмотрел на нее пристальным взглядом, после чего повернулся к Эндрю:
— Вы осознаете, какая у вас красивая жена? Надеюсь, что да. Хотя возможно, что и не до конца. Длительное обладание перерастает в привычку.
Кэрол слегка улыбнулась. Казалось, ее забавляет этот разговор.
— Не смущайтесь и не обращайте на него внимания, — приободрила гостей Мадлен.
Улыбка Кэрол обрела уверенность.
— Не буду, — пообещала она.
— Нет, просто писаная красавица, — не унимался Дэвид. — Ты согласна, Мадди? — Он перевел взгляд на Эндрю. — Я немного балуюсь цветной фотографией. Вот бы запечатлеть вашу жену! Не возражаете?
— Конечно, нет, — со смехом ответил Эндрю. — Ей придется раздеться прямо здесь, или у вас наверху есть студия?
Дэвид расхохотался.
— Я ограничиваюсь лицами. Взгляните — портрет Мадди. Моя работа.
Эндрю подошел поближе, чтобы разглядеть фотографию. Мадлен была снята в профиль, с чуть повернутой головой, на фоне чего-то расплывчатого, в коричневатых тонах. Даже такая искусная работа не смогла сделать ее ни красивой, ни даже просто хорошенькой, однако портрет выхватил изысканность отдельных черточек ее облика — лба, подбородка, нежной линии шеи; Эндрю вынужден был отметить про себя, сравнивая фотографию с оригиналом, что последний обладает всеми этими достоинствами в полной мере.
— Да, — сказал он, — запечатлейте, сделайте одолжение. Только не забудьте дать один экземпляр мне.
— Непременно, — ответил Дэвид. — Так, что мы пьем? «Тичерс», «Хейг»? Джин, водка? Кажется, с прошлого Рождества у нас осталось немного шерри.
Кэрол уговорила Мадлен провести ее по дому, и мужчины остались одни. Девушка, впустившая гостей в дом, внесла серебряный сосуд с орешками и поставила его на миниатюрный столик. Дождавшись ее ухода, Эндрю сказал:
— До чего розовощекая девушка!
— Результат жизни в высокогорье, — ответил Дэвид. — Она из деревушки в итальянских Альпах. Заберитесь на высоту полутора тысяч метров — и вы станете таким же. Разрыв мелких капиллярных сосудов — то ли от пониженного давления, то ли от зимнего холода. Возможно, от того и другого одновременно.
— Да, да, я вспоминаю, как много видел горящих лиц в Зерматте.
— Конечно. Приятная особа, вам не кажется?
Эндрю кивнул.
— Вполне.
— И соблазнительная. Если бы не ее простодушная католическая добродетель, пока еще, по-моему, не подвергшаяся порче, ее присутствие было бы обременительным для Мадди.
Речь Картвелла отличалась откровенностью, заставившей Эндрю пересмотреть свое первоначальное впечатление. Он мысленно перебрал в памяти знакомых, которые уделяли бы женщинам столь неприкрытое внимание, как Дэвид — Кэрол, хотя бы только на словах; нет, развратники действуют не так прямо, предпочитая обходные маневры. Однако замечание Дэвида в адрес гувернантки, в особенности его тон, вынудили Эндрю присмотреться к нему повнимательнее.
Отчасти для того, чтобы не поддерживать нового поворота беседы, отчасти в порядке вызова, он молвил:
— Мадлен показалась мне очень милой.
— Еще бы! — согласился Дэвид. — Прямо не знаю, как ей удается меня выносить.
Та же тема всплыла неделю-другую спустя, когда мужчины встретились, чтобы хлебнуть пива за ленчем. К этому времени Картвеллы уже успели нанести ответный визит Лидонам в Далидж; состоялся также совместный поход в театр. Все указывало на то, что общению предстоит стать тесным. Дэвид достаточно нравился Эндрю и в смешанной компании, однако в отсутствие женщин он преображался: успокаивался, забывал о напыщенных речах. Пока они попеременно подносили ко рту тяжелые кружки, возвышающиеся на сверкающей дубовой стойке, Эндрю подумал, удивляясь собственной мысли: этот человек мог бы стать его другом. Подобное чувство ни разу не посещало его за последние десять лет. Со времени женитьбы он познакомился со многими людьми, но ни с кем не подружился.