Анклавы в аду. Встречный прорыв
Шрифт:
Говорун лежал на полу, вяло отпихивая автоматом насевшего на него невысокого человека. Буквально за секунду, что я соображал, что делать, наш противник успел пару раз полоснуть ножом моего друга. Но яркий свет ошеломил его, и он машинально поднял руку, пытаясь прикрыть глаза.
«На тебе!» — поняв, что Говоруна не задену, я, довернувшись всем корпусом к противнику, от бедра выстрелил несколько раз. Дистанция была чуть больше пяти шагов, и уже вторая пуля попала неизвестному в плечо, сбросив его с Федора. Я вскинул «калаш» к плечу и прицельно всадил пару пуль в тушку гада!
— Федя, ты как? — хоть товарищ мой и приподнялся на локте, но в ярком круге света было видно, как по цементному полу растекается черная при таком освещении лужа крови.
— Нор… Сзади!
Я развернулся, одновременно приседая,
Странно, но боли я не почувствовал, несмотря на то что удар был довольно сильным. Я даже плюхнулся на задницу, не удержав равновесия. Это и спасло меня от второго ножа. Над головой что-то неприятно прошелестело, и спустя секунду за спиной задребезжал по твердому полу очередной нож. В свете фонаря я увидел метнувшийся ко мне темный силуэт, вскинул автомат, но приложить к плечу не смог — приклад во что-то уперся. Скосив глаза, я с удивлением увидел, что широкая лямка моей разгрузки пробита вражеским ножом, который так и застрял в ней, не давая правильно приложить автомат. Но свое черное дело клинок все-таки сделал — пока я очумело хлопал глазами, враг преодолел разделявшие нас метры и снова метнул нож. Левое бедро взорвалось болью! Я попытался выстрелить навскидку, но этот гад ногой отбил ствол моего «Калашникова» в сторону и «рыбкой» напрыгнул на меня сверху.
Единственное, что я успел сделать в ответ, — лягнуть его правой ногой и сомкнуть перед грудью локти, защищаясь от возможного удара ножом. Попал я довольно удачно — в голень, немного замедлив его прыжок, надо полагать, и боль от удара пусть на чуть-чуть, но затормозит его реакцию.
Удар этого живореза припечатал меня к полу, пробитая ножом нога отозвалась острой болью, а отлетевший в сторону и повисший на «трехточечнике» [65]автомат сковал движения. Плохо оказалось и то, что нападавший был практически одного со мной веса, если не больше, и приземлился крайне для него удачно — прижав мои ноги к полу. Обреченно подумав, что такого странного и немного несуразного конца я как-то не ожидал, собрав последние силы, толкнул своего противника предплечьями в грудь, постаравшись одновременно дотянуться пальцами до его горла. Не тут-то было, враг сильным движением правой толкнул мои руки назад, а левой попробовал воткнуть мне в шею очередной острорежущий предмет. На этот раз уже ему помешал засевший в разгрузке нож. Да так, что даже порезал ему кисть. От неожиданности он отпрянул, выронил свое оружие и выругался сквозь зубы:
— Шайтан! — это были первые осмысленные звуки со стороны нападавших за все время схватки! До того с их стороны доносились лишь шорох шагов и резкие выдохи, когда они посылали свои смертоносные клинки в нас.
К моему удивлению, шарить по полу в поисках ножа он не стал, а полез куда-то себе за спину.
«Сколько там ножиков у Фрезера было?» — мелькнула не совсем уместная мысль, а руки мои, не дожидаясь ответа на этот вопрос, зажили своей жизнью. Левая, описав полукруг, «провалила» его правую, причем мне удалось довольно чувствительно ударить его локтем в плечо, еще больше выводя противника из равновесия, а правая скользнула по его груди вверх, так, что отставленный большой палец ткнулся в основание его нижней челюсти! Инерции моего рывка хватило на то, чтобы сбросить нападавшего с себя, но вскарабкаться сверху у меня не получилось. Тело бредуна придавило мой же собственный автомат, а натянувшийся ремень не пустил меня. С другой стороны, упав, он ограничил подвижность собственной левой руки, как раз достававшей из-за спины нож, что позволило мне сделать единственное, что пришло в этот момент в голову. Левой рукой я выдернул застрявшее в моей разгрузке вражеское оружие и, не обращая внимания на то, что при этом порезал себя, что было сил, ткнул им куда-то в район груди бредунского лазутчика. Легкое сопротивление. Потом очень неприятный хрустящий звук… И клинок трофейного ножа почти целиком ушел в тело врага. Тот захрипел, сильно дернулся и обмяк.
Я без сил рухнул на пол.
— Илюха, ты живой? — донесся до меня слабый голос Говоруна.
— Почти, — сказал я в ответ, но изо рта вырвался только сдавленный клекот.
— Илюха! Мать твою! — и со стороны Федора донеслось
Резко выдохнув, я прочистил горло и смог, наконец, ответить членораздельно:
— Жив! Сейчас с силами соберусь и встану!
Только сейчас я сообразил, что стрельба доносится уже как будто издалека, словно бой шел сейчас не в нашем здании, а на улице. Нащупав пряжку «трехточечника», я расстегнул ремень и смог освободиться от него. После чего сел, правда, с некоторым трудом — сказывалась общая побитость, да и нож, все еще торчавший из левой ноги, мешал преизрядно.
— Федя, фонарем посвети! — попросил я, вытаскивая из кобуры пистолет. Сил откатить труп лазутчика с автомата у меня не было, к тому же в магазине «Калашникова» оставалось едва ли больше десятка патронов, в то время как в «стечкине» — все двадцать.
Дейнов как раз достал из подсумка фонарь и включил его. Осмотрев помещение и убедившись, что живых и активных противников рядом нет, мы занялись, так сказать, инвентаризацией «вражеских подарков».
После того как я слегка отдышался и отвалил, в конце концов, труп врага в сторону, я пополз к Феде. Мне отчего-то казалось, что ему досталось куда как серьезнее, чем мне. У себя, к слову, я насчитал всего два заслуживающих хоть малейшего внимания повреждения — неглубокий порез чуть выше правой ключицы и сквозную колотую рану в левом бедре. Первую рану можно было вообще за царапину посчитать, а вторая оказалась весьма, если так, конечно, можно выразиться, удачной. Обоюдоострая железяка аккуратно пробила насквозь четырехглавую мышцу, не задев при этом ни крупных сосудов, ни нервных центров. А с учетом того, что клинок закупорил раневой канал и кровь еле сочилась, то я явно мог потерпеть.
— Заноза, ты того, штаны только не режь — Танька потом зашьет… — как часто случается, во время боя адреналин может так отравить мозг бойца, что ахинее, приходящей при этом в голову, иной патентованный псих позавидует!
— Помолчал бы лучше, хозяйственный ты наш! — Я подтянул автомат с фонарем к себе и пристроил на коленях так, чтобы раны товарища были хорошо освещены. — Этот гад тебе и штаны, и ногу почти в лапшу порезал! Потерпи немного!
Пока я отлеплял прилипшие к ноге и пропитанные кровью лоскуты, Федька только шипел, но, после того как дошел черед собственно до ран, начал крыть меня матюками.
«Так, марлечкой пройдемся… — распечатав упаковку полевого медицинского пакета, я принялся промакивать обильно струившуюся из порезов кровь. — Один, два… Пять. Старательный резчик по живому нам попался!» — раны, хоть и не глубокие, испещрили Говоруну всю переднюю поверхность бедра, причем четыре были нанесены крестообразно. Еще один порез я нащупал на задней стороне — бандит, наверное, хотел перерезать Федьке сухожилия под коленом, но промахнулся и зацепил только мышцу. Достав пакетик со стрептоцидом, я щедро засыпал ногу друга спасительным порошком:
— Штаны расстегнул?
— Угу.
— Тогда раз-два, взяли! — рывком я стащил с Говоруна брюки до колен и принялся бинтовать.
— Эй, Следопыты, живы вы тут?! — Я уже почти закончил, когда со стороны главной лестницы показалась темная фигура.
— Живы-то живы… Но не совсем целы! — По голосу я опознал Верстакова, а это вкупе с прекратившейся стрельбой означало, что нападение отбито.
— Кто это вас так знатно пописал? — капитан опустился рядом и принялся помогать мне.
— Если по почерку судить, то те самые «сайоки», над которыми мы так заливисто поутру хихикали… Вот — покромсали слегонца… — высказал я свои догадки и перешел, как мне показалось, к более важным вещам. — Какие у нас потери?
— Викентия вашего и Андрея Голованова, прапора нашего, они на втором этаже тихо прирезали, — сокрушенно начал Петр. — Серегу, что шум поднял и двоих из них завалил, в плечо ранили. И лицо ему бетонной крошкой посекло, но, что там с глазами у него, мы пока не разобрались. Еще двоих на складе подстрелили, но легко. А мы с Андреем в ответ семерых положили! — Пока южанин рассказывал, мы закончили возиться с ногой Говоруна и теперь угощались духмянистой и крепкой настойкой на бруснике, которую Федя всегда носил с собой в плоской металлической фляжке. Она, кстати, защитила его вторую ногу — противник полоснул по ней, но, поняв, что под тканью металл, переключился на вторую.