Анкор-ученик
Шрифт:
Анкор осознал, что проявления Божественного следует искать не только в загадочных алхимических трансмутациях, чудесных исцелениях или перемещении по воздуху; теперь он видел присутствие Божества в глубине маленьких влажных глаз крысы, пробегавшей мимо него, в беззвучном, но упорном росте грибков на камнях, в ритме ударов собственного сердца…
«Горе тому, кто ищет мирского счастья! – говорили ему когда-то. – Оно всегда таит страдание, и, когда с него спадает маска, ты видишь, что оно исполнено гневом, болью, разочарованиями. Мирское счастье приносит скорбь…»
До юноши постепенно доходил смысл этих слов; он чувствовал, как с грохотом рушатся в его душе стены эгоизма и неведения. Наконец-то он понял! Он вспомнил каждое
В Храме его учили, что за белым всегда следует черное, за любой свободой – заточение, а за каждой встречей – разлука. Это была правда: великий Закон неустанно задает ритм жизни – каждое мгновение, каждое существо – это плод столкновений, боли и страданий. Но мудрые жрецы Кума посеяли в душу Анкора зерна понимания и другой стороны этого неумолимого Закона: он знал, что черное тоже сменяется белым, заточение – свободой, разлука – встречей. Такие размышления переполняли нежностью его сердце, и, прижавшись к стене своей темницы, уткнувшись лицом в старую шкуру, которая служила ему ложем, Анкор плакал от счастья. Тюремщик, пожилой крупный нубиец, в глубине своего давно уже огрубевшего сердца порой сочувствовал хрупкому юноше, которого заставал лежащим ничком на полу темницы. Он все никак не мог понять, откуда рождалась бесконечная любовь, которую излучали глаза Анкора, мокрые от слез, но полные радости – спокойной, божественной, будто не от мира сего.
Анкор сделал очень важный вывод: его страдания в неволе были необходимы ему, они давали возможность искупить хотя бы малую часть неправильных, неблаговидных поступков, которые он до этого совершил. Юноша был убежден: чем бы все ни закончилось, останется он в теле или покинет его, он уже будет свободен от последствий многих ошибок, сделанных давным-давно, и выйдет из этого испытания став лучше, чище, добрее.
Заканчивался третий месяц пребывания в плену. Анкор видел из окошка своей темницы, как постепенно просыпались первые почки плодовых деревьев. Однажды тюремщик вывел его на свежий воздух.
Ноги юноши были скованы тонкими прочными цепями. В них он свободно ходил, но не смог бы ни убежать, ни вскарабкаться наверх по стене.
Тюремщик и пленник вышли во двор и остановились. Спустя некоторое время в роскошном наряде перед ними появился тот самый капитан пиратов, который захватил Анкора в плен.
– Как ты исхудал! Что ж, радуйся, ведь ты уже почти превратился в бестелесную чистую душу, – съязвил корсар, разразившись смехом. – Сегодня я весел, парень; в последнем плавании мне повезло: я набрал кучу золота и стал очень влиятельным человеком. Да, и еще, есть прекрасная новость! Кум готов обменять тебя на два корабля, которые я потребовал в качестве выкупа! – раздался новый взрыв хохота.
Но капитан вспомнил, как говорил своему пленнику, что тот стоит гораздо больше, и прервал свой рассказ, решив не вдаваться в подробности.
– Я оплачу все расходы хозяину этого «постоялого двора», этого грязного свинарника, а ты пойдешь со мной, – добавил он и взмахом руки подозвал кого-то.
Тут же перед ним оказались человек двенадцать, все солдаты-южане. Они усадили Анкора в паланкин, занавешенный плотной тканью. Через несколько минут рядом с юношей уселся и капитан:
– Твои жрецы ждут в порту. На паруснике около двадцати человек. Я с ними еще поторгуюсь! Эти белые собаки слишком богаты, чтобы так просто их отпустить, у них есть влиятельные друзья… Да и вдруг в открытом море лодку атакуют пираты? Ведь все может быть! – капитан вновь огласил улицу своим смехом. – Я оставил в порту около двухсот своих людей, они смешались с толпой. Вдруг, несмотря на чистые помыслы, твоим хозяевам придет в голову обмануть меня?..
Анкор сделал вид, что не слышит. По его расчетам, они должны были уже оказаться вблизи большой ярмарки; похититель Анкора приподнял занавески на паланкине, чтобы не привлекать лишнего внимания. Он привязал руки юноши к своему мечу и с головой укрыл его плащом, богато расшитым золотом. Скоро они оказались на ярмарочной площади. Их паланкин напоминал корабль-призрак, скользивший меж бушующих волн. Двадцать солдат-охранников с трудом пробивали дорогу в море людей, повозок и животных. Перебравшись наконец через площадь, они свернули в улочку, которая вела через главные ворота города к порту.
Их движение замедляли толпы людей, шедших навстречу. Анкор заметил, что капитан почему-то сильно нервничает и постоянно кричит носильщикам, чтобы они ускорили шаг. Те почти уже бежали.
Вдруг солдаты в первых рядах эскорта замерли и обнажили мечи. Из переулка показалась вереница закованных в кандалы нубийцев. Их было не меньше пятнадцати, шестеро местных подгоняли их кнутами. Столкнувшись с колонной, паланкин остановился на несколько секунд, но солдаты быстро оттеснили несчастных негров к стене, до смерти их перепугав. Капитан выскочил было из паланкина, но, увидев, что волновался зря, усмехнулся. Однако, едва он вернулся на место, движение вновь остановилось. На этот раз дорогу перегородили две повозки, запряженные волами и битком набитые приехавшими на ярмарку людьми. Повозки выехали с соседней улицы и встали прямо перед пиратским конвоем.
Потеряв терпение, капитан уже хотел приказать своим солдатам обнажить мечи и покончить с сидевшими в повозке, но тут за паланкином послышались глухие удары, стоны и ругань. Анкор с трудом приподнялся с сиденья и выглянул наружу. С волнением в сердце он наблюдал, как колонна рабов-нубийцев, внезапно превратившись в воинов, теперь билась с солдатами капитана! Волнение Анкора почти сразу переросло в радость, когда он разглядел в складках одежды нападавших кожаные доспехи и Золотое Солнце – символ гвардии Храма Кума! В руках гвардейцы держали не мечи, а палицы из твердой бронзы и маленькие щиты из того же металла, которыми они владели мастерски.
Воины Кума бились молча, уверенно, спокойно, без тени ненависти на лицах. Они просто исполняли свой долг – пусть тягостный, но все-таки долг. После первого же натиска около полдюжины бандитов остались лежать на земле с разбитыми головами, а еще четверо упали на паланкин, стоявший на мостовой.
Анкор не мог понять, почему ни капитан, ни солдаты авангарда не спешили на помощь своим товарищам, атакованным сзади. Но, обернувшись к повозкам, увидел, что в них тоже сидели не простые торговцы. Кроме нескольких женщин и детей, которые быстро разбежались, оттуда выскочили около двадцати гвардейцев в одежде простолюдинов. Нападение было столь внезапным, что застало врасплох и капитана, и остальных пиратов, и те отступили. Уже через пару минут последние разбойники упали на землю с переломанными руками, и предводитель южан остался один на один со своими врагами. Обернувшись, он приставил меч к груди Анкора. Но воин Кума, находившийся ближе всех, молниеносно метнул свою тяжелую палицу, и та опрокинула капитана навзничь. Выиграв всего секунду, воин успел заслонить собой Анкора. Острие вражеского меча вновь взметнулось к груди юноши, но еще раньше кинжал с символом Золотого Солнца на рукояти обагрился кровью.
Мгновенно воины Кума погрузили своих раненых в паланкин и бегом направились к стенам крепости, но вовсе не туда, где находились единственные ворота города. Побег был столь стремительным, что командир отряда даже не остановился, чтобы развязать Анкору руки и снять с его ног оковы. Как только они достигли крепостной стены, несколько воинов схватили бревна и этим тараном стали выбивать из нее камни. Камни они извлекли еще прошлой ночью, но затем вернули обратно, чтобы никто не разгадал их намерений.