Анна, одетая в кровь
Шрифт:
— Но они еще слишком слабы. Кроме этого, я просто жду.
— Ждешь чего? — спрашиваю я.
Не судите меня строго. Иногда валять дурака — это все, на что я способен. К сожалению, Анна не гонится за объяснениями. Поэтому мы сидим, я веду машину, а на кончике моего языка вертятся слова «я не хочу так себя вести». Моя жизнь очень странная, а она заполняет ее, даже не осознавая.
Вместо этого я говорю:
— У тебя нет выбора.
— Не имеет значения.
— Как это не имеет?
— Не знаю, но не имеет, —
— Я хочу, чтобы оно не причинило тебе вреда, — сообщает она.
— Правда?
— Конечно. Поверь мне, Кассио. Я никогда не хотела, чтобы так все трагически закончилось.
Мой дом появляется из-за холма. К моему облегчению, мамина машина припаркована возле дома. Я мог бы продолжать этот разговор. Я мог бы нанести ей словесный удар, и мы бы поспорили, но я этого не желаю. Я хочу пропустить слова мимо ушей и сфокусироваться на имеющейся проблеме. Возможно, я никогда не буду иметь с этим дело. А может, что-то и изменится.
Я подъезжаю к дорожке, и мы выходим с машины, но как только поднимаемся по ступенькам, Анна начинает втягивать носом. Она щурится, словно болит голова.
— О, — говорю я. — Правильно. Извини меня. Я забыл о заклинании, — я слабо пожимаю плечами.
— Знаешь, здесь развешено несколько трав и песнопений, поэтому через дверь мертвый точно не пройдет. Так безопасней.
Анна скрещивает руки и прислоняется к перилам.
— Я понимаю, — отвечает она. — Иди к своей матери.
Внутри я слышу, как она напевает незнакомую мне песенку и, скорее всего, собственного творения. Я вижу, как она проходит мимо арки на кухню, ее носки сползли на твердую древесину, а галстук от свитера валяется на полу. Я подхожу и поднимаю его.
— Эй! — говорит она с рассерженным взглядом. — Разве ты не должен быть в школе?
— Ты счастлива, что это я, а не Тибальт, — отвечаю я. — Или этот свитер тоже пойдет на клочки?
Она словно обижается на меня и обвязывает его вокруг своей талии, где ему и место. На кухне пахнет цветами и хурмой. В воздухе витает сильный морозный запах. Она готовит новую партию освещенной смеси из сухих цветочных лепестков, как готовила ее каждые предыдущие годы. На сайте она является одним из крупнейших продавцов. Я оттягиваю разговор.
— Итак? — спрашивает она. — Ты собираешься мне ответить, почему не в школе?
Я глубоко вдыхаю.
— Случилось кое-что ужасное.
— Что? — по ее тону я понимаю, что она устала, словно уже наполовину готова услышать плохие новости. Вероятно, она всегда ожидала их, зная, чем я собственно занимаюсь.
— Ну же?
Не знаю, как ей рассказать об этом. Она может принять слишком близко к сердцу. Но есть ли в этой ситуации проблема? Теперь я смотрю в очень обеспокоенное и взволнованное лицо мамы.
— Тесей Кассио Лоувуд, тебе бы лучше раскрыть свой секрет.
— Мам, — говорю я. — Главное не паникуй.
— Не паниковать? — теперь ее руки перемещаются на бедра. — Что происходит?
В воздухе я ощущаю странные вибрации.
Продолжая
— Мам, — бурчу я, но уже слишком поздно. Когда я добираюсь до телевизора и становлюсь возле нее, вижу вспышки мигалок полиции, а в углу ящика — фото Уилла и Чейза. Итак, с историей покончено. Полицейские и журналисты затопили лужайку, словно муравьи на корке сэндвича, готовые прогрызть и вынести его для дальнейшего поглощения.
— Что это? — она прикладывает руку ко рту. — О, Кас, ты знал этих мальчиков? О, как ужасно. Из-за этого ты не в школе? Ее закрыли на один день?
Она слишком усердно старалась не смотреть мне в лицо. Она задает обычные вопросы, хотя и знает истинную причину. Она не может даже сама себя надуть. Несколькими секундами позже мама выключает телевизор и медленно кивает головой, пытаясь переварить информацию.
— Расскажи, что случилось.
— Я не знаю как.
— Попытайся.
И я сделал, как она просила. Я рассказал ей все в подробностях, как только мог. Кроме ран от укусов. С затаившим дыханием она слушала мою историю.
— Ты считаешь, это оно? — спрашивает она. — То, которое…
— Я знаю, что это оно. Я чувствую.
— Но ты не знаешь наверняка.
— Мам. Я просто знаю, — я пытаюсь аккуратно намекнуть ей об этом.
Ее губы так плотно сжаты, что их почти не видно. Думаю, она может заплакать или что-то в этом роде.
— Ты был в том доме? Где атаме?
— Не знаю. Просто успокойся. Нам нужна твоя помощь.
Она не отвечает. Одной рукой она прикасается ко лбу, а второй — к бедру. Она смотрит в никуда. От горя на ее лбу появляется глубокая морщина.
— Помощь, — мягко говорит она, а в следующий раз произносит чуть громче. — Помощь.
Должно быть, у нее сейчас что-то наподобие перезагрузки комы.
— Хорошо, — тихо сообщаю я. — Просто оставайся здесь. Мам, я позабочусь об этом. Обещаю.
Анна ждет меня снаружи, и кто знает, что сейчас происходит с обратной стороны магазина. Выглядит так, словно у меня в распоряжении уйма часов, но я не могу выйти отсюда не более чем на двадцать минут.
— Пакуй вещи.
— Что?
— Ты слышал меня. Пакуй вещи. Немедленно. Мы уезжаем.
Она толкает меня на ходу и летит вверх по лестнице, по-видимому, чтобы начать упаковывать вещи. Я следую за ней со стоном. Нет сейчас для этого времени. Она старается успокоиться, замерев на месте. Моя мать могла бы упаковать меня вместе с моим багажом, разлаживая по коробкам, затем загрузить их в У-хол [48] . Но я не уеду, пока призрак не исчезнет навсегда.
— Мам, — говорю я, когда она поддевает свитер в моей комнате. — Ты можешь перестать злиться? Я никуда не поеду.
48
У-хол — движущее оборудование и хранение товара.