Анна, одетая в кровь
Шрифт:
— Заводи машину, — рычу я и кладу трубку. Нам нужно как можно быстрее добраться до Анны. Насколько мне известно, в итоге может оказаться слишком поздно.
— Куда? — спрашивает Томас, но он уже заводит машину и выворачивает ее из-за угла дома Уилла.
— К Анне.
— Ты же не думаешь… — начинает Томас. — Может, они просто остались дома. Сейчас отдыхают, а затем отправятся в школу.
Он продолжает говорить в том же духе, но я замечаю что-то странное, когда мы проезжаем его дом. Что-то не так со шторами на втором этаже. Они не выглядят так, будто их раздвигают и закрывают каждый день.
— Стоп, — говорю я. — Останови машину.
— Что происходит? — спрашивает Томас, но мои глаза прикованы к окнам второго этажа. Он там, я просто знаю, и это сводит меня с ума. Хватит с меня этого дерьма. Я собираюсь войти в дом и отобрать свой нож, и лучше Уиллу Розенбергу не стоять на моем пути.
Я выхожу из машины, не останавливаясь. Томас возится позади меня с ремнем безопасности. Я слышу, как он наполовину вываливается с водительской стороны машины, затем раздаются знакомые неуклюжие шаги, нагоняющие меня, и закидывает меня уймой вопросов.
— Что мы делаем? Что ты собираешься предпринять?
— Я верну себе нож, — отвечаю я. Мы подтягиваем свои задницы к дорожке и вскакиваем на крыльцо. Я перехватываю руку Томаса вовремя, так как последний собирался постучать, и вставляю ключ в дверь. Я не в настроении и не хочу больше слышать предупреждения от Уилла. Пусть попробует держаться от меня подальше. Пусть просто попробует, но Томас хватает меня за руку.
— Что? — рявкаю я.
— Воспользуйся хотя бы этим, — говорит он, вытаскивая пару перчаток.
Мне хочется сказать ему, что мы не воры, но лучше согласиться с ним и не спорить. Он надевает себе на руки вторую пару, а я тем временем проворачиваю ключ и открываю дверь.
Когда мы вошли, единственное, что мне понравилось, была тишина, а не звучащие тысячи вопросов Томаса. Мое сердце тихо, но настойчиво стучит в груди. Мышцы напряжены. Это не то чувство, когда я преследую призрака. Здесь я, наоборот, не уверен в своих силах. Я чувствую себя пятигодовалым ребенком, заблудившимся в лабиринте живой изгороди после наступления темноты.
Мне нравится здешний интерьер. Паркетные полы, покрытые толсто-слоенными коврами. Перила, ведущие наверх, похоже, ежедневно обрабатываемые полиролью для дерева с тех самых пор, как их вырезали и установили здесь. На стенах видны произведения искусства, и это не своеобразный современный стиль — ну, знаете, когда один тощий ублюдок, проживающий в Нью-Йорке заявляет другому такому же тощему ублюдку, что он — гений, нарисовавший «действительно крутые красные квадраты». Это же классика: изображения небольших береговых ландшафтов на французский лад, затененные портреты женщин в тонких платьях с кружевами. Я бы подольше хотел здесь остаться и рассмотреть их. Однажды Гидеон послал меня учиться в Лондонскую школу Видео и Аудио искусств.
Вместо этого я шепчу Томасу:
— Давай, вернем нож и уберемся отсюда!
Я поднимаюсь по ступенькам наверх и поворачиваю налево, к комнате, завешенной шторами. Мне приходит в голову, что я могу ошибаться. Что это может быть совсем не та комната. Ею может оказаться кладовка или игровая комната или вообще другая комната, которая постоянно завешена шторами. Больше нет времени об этом размышлять. Я
— Может, нам следует включить свет, — шепчет Томас.
— Можно, — рассеяно отвечаю я.
Я на этот факт даже не обращаю внимание. Теперь я вижу чуть лучше, и то, что предстает перед моими глазами, мне не нравится.
Ящики комода открыты. Одежда переполнена, вываливаясь через края, будто ее перерывали в спешке. Даже кровать размещена странно. Она стоит у угловой стены. Ее определённо двигали. Поворачиваясь на месте, я замечаю открытую дверцу стенного шкафа и возле него постер, наполовину разорванный.
— Здесь кто-то уже побывал, — говорит Томас, выдыхая.
Я чувствую, как потею, поэтому вытираю лоб тыльной стороной перчатки. Все это не имеет смысла. Кто здесь побывал? Может, у Уилла есть еще враги? Скорее, это всего лишь чертово совпадение, но тогда почему его так много вокруг?
В темноте на стене за постером я кое-что замечаю. Похоже на чьи-то каракули. Я приближаюсь, и мои ноги обо что-то ударяются на полу со знакомым стуком. Прежде чем Томас включает свет, я уже знаю, что это. Когда свет ярко освещает комнату, я пячусь назад, и мы видим, на чем стояли все это время.
Они оба мертвы. Дело в том, что я задел ногой бедро Чейза, — или вернее то, что от него осталось — и то, что я думал сначала об исписанной стене, на самом деле были тонкие брызги крови. Темная, артериальная кровь в виде окольцованных дуг. Томас схватил меня сзади за рубашку и с трудом ловит воздух ртом, пытаясь издать хоть звук. Я мягко высвобождаюсь. Мой мозг хладнокровно отключился. Инстинкт расследования у меня намного сильнее, чем желание просто сбежать.
Тело Уилла находится позади кровати. Он лежит на спине с открытыми глазами. Один глаз красный, и сначала мне кажется, что на нем лопнули все сосуды, но он покраснел пятнами. Внутри комнаты все разрушено. Простыни и одеяла содраны и кучей лежат под рукой Уилла. Он по-прежнему, как мне думается, одет в пижаму: в фланелевые брюки и футболку. Чейз был одет полностью. Я отмечаю себе в голове такие мелочи, как это делает агент в CSI, осматривая их и что-то записывая, чтобы дословно передать тот момент, когда зажегся свет.
Раны. Я вижу на обеих раны: ярко-алые и до сих пор сочащиеся. Большие, рваные полумесяцами на мышцах и костях. Я бы везде их узнал, даже если бы они просто возникли в моем воображении. Они искусаны.
Что-то их ело.
Точно так же, как и моего отца.
— Кас! — кричит Томас, и по его тону я понимаю, что он уже несколько минут пытается до меня докричаться. — Мы должны отсюда выбираться!
Мои ноги приросли к полу, но я никак не реагирую, тогда он обводит руку вокруг моей груди, тщательно удерживает и тащит меня на выход. Я не прихожу в себя, пока не выключается свет, погружая комнату во тьму, затем я встряхиваюсь и принимаюсь бежать.