Анналы Хичи
Шрифт:
— О, — сказал я облегченно. Я никогда точно не знал, насколько богат. Знал, что у меня несколько десятков миллиардов, так что одним миллиардом больше или меньше особой разницы не составляет. — Я думал, ты мне расскажешь действительно дурные новости.
Он закурил трубку.
— Дурные новости я вам еще не сообщил, Робин, — сказал он.
Я посмотрел на него. Он попыхивал трубкой и глядел на меня сквозь дым.
— Так сообщи, черт возьми!
Он сказал:
— Этот другой мужчина, Харбин Эскладар.
— А что с ним, черт тебя побери?
— Клара
Существуют сюрпризы, услышав о которых вы тут же понимаете, что были к ним готовы. Это приходит словно ниоткуда.
— Спасибо, Альберт, — опустошенно сказал я, отпуская его. Он вздыхал, уходя, но все же ушел. У меня не хватило решимости продолжать разговор с Кларой. Я сообщил двойнику, что сказать ей, Мечникову и даже Харбину Эскладару. Но не стал ждать, пока это произойдет. Вернулся в гигабитное пространство и закутался в него.
Я знаю, Альберт считает, что я слишком много времени провожу в размышлениях. Не стану отрицать ничего из его слов. Это не означает, что я с ним согласен. Нет, не согласен. Я, конечно, не так умен, как он считает, но и не настолько причудлив. Я в сущности всего лишь человек. Реально я запись человеческого существа, но когда меня записывали, записали все человеческое во мне, и я по-прежнему испытываю те же чувства, что испытывал во плоти. И хорошие, и плохие.
Я делаю, что могу — по большей части, — и это все, что я могу сделать.
Я понимаю, что важно. Не хуже Альберта я знаю, что Враг страшен. Если бы я спал, мне снились бы кошмары (я сплю, вернее, делаю вид, что сплю, но это совсем другое дело) о вселенной, обрушивающейся нам на головы, и меня охватывает возбуждение или депрессия, когда я думаю об этой банде, которая сидит в своем кугельблитце, готовая в любую минуту выйти и сделать с нами то же, что она сделала с лежебоками, с существами с кораблей-парусов и с теми, что погребены подо льдом.
Это важно, но есть и другое важное. Я по-прежнему настолько человек, что считаю важными и межличностные отношения. Даже если они в прошлом и остается только позаботиться, чтобы не было никаких обид.
После того как Альберт ушел, куда уходит, когда он мне не нужен, я долго плавал в гигабитном пространстве, ничего не делая. Очень долго. Настолько долго, что когда снова вернулся в Центральный парк, Клара заканчивала фразу:
— Робин, познакомься с моим…
Забавно. Я не хотел слышать, как она произносит слово «муж». И поэтому сбежал.
То, что я сказал, не нужно понимать буквально. Я не сбежал. Я убежал к другой, а именно к Эсси. Она была на танцплощадке в Голубом Аду, плясала польку с кем-то бородатым, и когда я появился, она весело, пропела:
— О, как приятно увидеть тебя, дорогой Робин! Ты слышал новость? Конфискация отменена!
— Прекрасно, — ответил я, спотыкаясь о собственную ногу. Она внимательней взглянула на меня, вздохнула и увела с танцплощадки.
— Плохо пошли дела с Джель-Кларой Мойнлин, — догадалась она.
Я пожал плечами.
— Еще продолжаются. Я оставил там двойника. — Позволил ей усадить себя. Она села напротив, облокотившись о стол и заботливо гладя на меня.
— Ага, — сказала она наконец, кивая в подтверждение своего диагноза. — Опять глупости. Боль. Распад. Весь этот вздор? И прежде всего Джель-Клара Мойнлин?
Я рассудительно ответил:
— Не весь, нет, потому что мне потребовалась бы целая вечность, чтобы рассказать, что меня тревожит, но, да, это в их числе. Она замужем, ты знаешь.
— Хм. — Она не добавила «Ты тоже женат», так что мне пришлось сделать это самому.
— Дело, конечно, не просто в том, что она замужем, потому что я тоже женат — и не хотел бы, чтобы было по-другому, честно, Эсси…
Она нахмурилась.
— О, Робин! Никогда не думала, что слушать будет так скучно, но сколько раз можно это повторять?
— Я говорю так только потому, что это правда, — возразил я; чувствам моим нанесена легкая физическая рана.
— Я и так знаю, что это правда.
— Ну, наверно, знаешь, — согласился я. И не знал, что сказать дальше. Обнаружил, что держу выпивку, и сделал большой глоток.
Эсси вздохнула.
— Хороший прием. Я себя хорошо чувствовала, пока ты не появился.
— Прости, но, честно, Эсси, мне не до приемов.
— Итак, еще одно глупое дело, — замученно сказала она. — Ну, хорошо. Выкладывай, что у тебя на бедном измученном уме. Что хуже всего?
Я сразу ответил:
— Все. — И когда она взглянула на меня так, словно этого объяснения недостаточно, добавил: — Просто одно за другим, верно?
— Ага, — сказала она и немного подумала. Потом вздохнула. — Какой ты глупый, дорогой Робин. Может, снова стоит поговорить с Зигфридом фон Психоаналитиком?
— Нет!
— Ага, — снова сказала она и опять подумала немного. Потом сказала: — Вот что я тебе скажу, мой дорогой старый глупец. Как насчет того чтобы улизнуть с приема и посмотреть дома хорошее кино?
Этого я от нее не ожидал.
— Что за кино? — удивленно спросил я. Но она не ответила. И не стала дожидаться моего согласия. Начала показывать.
Стихли звуки Веретена, исчезли прилетевшие на прием старатели Врат. Мы больше не были там. Оказались совсем в другом месте и увидели скамью с ребенком на ней.
Разумеется, это не реальное кино. Ведь в гигабитном пространстве нет ничего «реального». Просто компьютерные имитации. Но подобно всему другому, что каждый из нас в состоянии вообразить, внешне они совершенно «реальны» — зрение, слух, даже запах, даже холодок от прохладного ветерка и проникновение в (наши несуществующие) легкие полного сажи воздуха.