Аннапурна
Шрифт:
– Все будет в порядке, – заверяет меня Ишак.
– Потерпи, Морис! – шепчет Террай. – Скоро все кончится. Это ужасно, я знаю, но я здесь, рядом с тобой.
Да, он рядом. Если бы не он, я не вынес бы всего этого. Человек, которого мы привыкли считать суровым лишь потому, что он был сильным, душа которого скрывалась под маской напускной грубости, относится ко мне с такой любовью и нежностью, с какой мне никогда не приходилось встречаться. Я прижимаюсь к нему лицом. Он обнимает меня за шею.
– Продолжай! Ну, давай же!
– Слишком коротка и тонка!.. – кричит Удо.
Он начинает терять терпение. Вся эта неразбериха с инструментами доводит меня до изнеможения. Хотел бы я знать, смогли бы в клинике сделать такой укол с первого раза?
Через несколько часов, на тридцать пятой попытке, процедура успешно завершается. Несмотря на дикую боль, я недвижим, пока шприц не пустеет. Удо искусно меняет шприц, не выводя иглы из артерии. После второго вливания я чувствую, как по телу разливается тепло. Удо ликует. Но это ощущение становится невыносимым, боль несравненно больше, чем при уколах в ноги. Я кричу и с отчаянием прижимаюсь к Терраю, однако по-прежнему держу руку прямо, стараясь, чтобы она не сдвинулась с места. Я чувствую, что иглу вытаскивают и к руке прикладывают вату.
– С правой рукой покончено. Теперь – левая!
Удо не может найти артерию. Это озадачивает его. Я объясняю, что в молодости серьезно повредил эту руку. Теперь все ясно: вот почему он не мог измерить кровяного Давления и найти пульс. Артерия смещена, поэтому сделать Укол в локоть невозможно – придется делать его в плечо, а это гораздо сложнее. Я с ужасом вспоминаю о том, что было с правой рукой! Внезапно при пятой или шестой попытке Удо кричит:
– Нашел!
Я лежу абсолютно неподвижно: он вводит шприц за шприцем.
Затем Удо объясняет, что он собирается ввести мне новокаин в нервный узел. Для этого необходима длинная игла, которую можно было бы ввести через шею в область плевры. Мне становится плохо! Это уж слишком. В течение многих часов я выносил эти пытки, и для большего у меня уже нет сил. Но Удо не теряет времени. Игла готова, и он ощупывает мою шею:
– Понимаешь, это довольно сложное дело: нужно ввести иглу в определенном направлении, затем, натолкнувшись на препятствие, оттянуть ее влево, и можешь быть уверен, что попал в нужное место.
– Предупреди, когда будешь колоть! Пауза. Слышно, как что-то двигают.
– Колю! – объявляет Удо.
Я беру себя в руки и намерен лежать совершенно неподвижно. Игла входит в тело – должно быть, она чудовищной длины. Она касается очень чувствительного места, и я кричу от боли. Террай меня держит. Теперь Удо старается попасть в нервный узел. Чувствую, как игла входит все глубже. Попал! С первого раза! Должно быть, жидкость уже льется, но я ничего не ощущаю.
– Еще долго? – спрашиваю я чуть слышно.
– Почти все, – отвечает он сдавленным голосом. – Осталось ввести двадцать кубиков.
Чувствую, как ужасная игла вытаскивается. Все кончено, и я могу отдохнуть. Удо очень доволен: почти день работы, но зато он сумел сделать все, что хотел. Никогда в жизни не испытывал я таких страданий, но если мои руки и ноги будут спасены, то лишь благодаря Удо и его настойчивости. Ишак помогает ему собрать инструменты и отнести в палатку Ляшеналя. В настоящий момент Удо доволен моим общим состоянием, но как перенесет мой организм общее обморожение?
Лагерь все больше и больше напоминает госпиталь: мысли и действия каждого определяются состоянием больных. Глаза всех прикованы к Удо. Теперь он у нас первый после Бога.
В этот же день начинается невероятно трудная работа по транспортировке больных, которая окончится только после долгого и мучительного отступления в течение шести недель под проливным дождем, по крутым и опасным склонам. Этот переход, во время которого больные возвращаются к жизни, навсегда останется примером величайшего подвига, делающего честь всем членам экспедиции.
В нашем распоряжении сверхлегкие сани, укрепленные на двух лыжах. Шерпы, естественно, незнакомы с этим приспособлением, поэтому Удо и Ишак решают сделать Ребюффа, чувствующего себя лучше остальных, жертвой первого эксперимента.
Шац принимает на себя руководство. Он размещает четырех шерпов в виде буквы V вокруг саней, и процессия трогается в путь в 2 часа 30 минут. Ребюффа хорошо укутан. Его крепко привязывают – на случай, если сани опрокинутся.
К вечеру шерпы возвращаются обратно с запиской от Шаца, в которой он советует проводить спуск при помощи шести человек.
Между тем Удо сделал инъекции всем своим пациентам и весь вечер занимается перевязками. В первой половине ночи погода ухудшается. Снова начинается сильный снегопад. Мои товарищи встревожены и решают спускать остальных пострадавших – иначе будет слишком поздно.
К счастью, утром погода хорошая. Мне предстоит спускаться первому. Перед выходом Удо осматривает мои ноги и руки и меняет повязки. Он очень доволен поразительным, по его словам, улучшением. Меня одевают, засовывают в спальный мешок и кладут на сани. Повязка мешает мне видеть. Я чувствую, что воздух теплый, значит, погода хорошая. Однако неприятно спускаться, не отдавая себе отчета в том, что происходит вокруг. Анг-Таркэ возглавляет шерпов. Я с радостью слышу, что Ишак будет сопровождать меня. Я не буду один, если мне что-нибудь потребуется. В глубине души я страшусь этого спуска, особенно перехода через скалы. Как-то это получится? Но шерпы – умные ребята, им никогда не приходится объяснять что-либо дважды. Позднее, уже в лагере, Ишак выражает свое восхищение.
– Даже во Франции было бы трудно найти такую команду, – говорит он, – все они выкладывались, как могли, и каждое движение было точно согласовано.
Несколько рывков, и сани трогаются. Я очень слаб и немного оглох, но узнаю голос Удо, посылающего нам традиционное напутствие альпинистов:
– Счастливого спуска!
Он, конечно, сейчас машет рукой, провожая нас. На мне вся моя одежда, и я весь в поту – должно быть, припекает солнце. Время от времени спина касается снега. Ишак то и дело подходит с какими-нибудь словами. Мне приятно слышать его голос и сознавать, что он рядом. Внезапно склон делается круче, и, несмотря на удерживающие меня веревки, я скольжу вперед. Шерпы располагаются в виде перевернутой буквы V, чтобы тормозить. Мы подошли к большому скальному участку. Насколько я помню, здесь очень круто. Догадываюсь, что Ишак забил ледоруб, чтобы удерживать меня.