Аномальщик. Часть 1
Шрифт:
— Тебя полдня не было, — просветил меня Бурый, наворачивая дымящуюся кашу — мы только ушли, только приступили, как Леший нас вернул, и мы окрестности принялись прочесывать, как немцы на облаве.
Я смотрел на них, стараясь уловить отблески смеха, может они просто решили надо мной подшутить? Но лица были серьезные, и на них отпечатывалось лишь облегчение. И усталость.
— Все те рекомендации, что я тебе говорил, были проверены на опыте, — сказал мне Леший. — Как я и говорил. Дело твое, соблюдать их или нет…
— Интересно,
Леший посмотрел на меня, как мне показалось, с каким–то одобрением.
— Страх это сильное и неприятное чувство, — ответил он после некоторой паузы — именно поэтому все то, что не имеет четкого места в системе мира, выстроенной мозгом, автоматически подается, как угроза его, мозгу, существованию. И окрашивается негативно.
— А попроще?
— Если бы все неизведанное вызывало оргазм, стал бы этого сторониться? — усмехнулся парень.
Я тоже улыбнулся такому меткому сравнению.
— А вы? Вы что, не боитесь? — продолжал я тур вопросов.
— Почему же, не боимся. Еще как. Иногда даже больше того, кто не знает, с чем он сталкивается.
— Я что–то не очень заметил.
— А надо чтобы мы писались от ужаса? Просто даже самые сильные эмоции, после многократного повторения притупляются. К тому же есть методы победить в себе страх.
— Расскажешь?
— Давай позже. Зима скоро, вот там времени на подобные разговоры будет туча. А пока давай спать пойдем.
Я со скрипом унял свой азарт исследователя. Леший встал и, бросив в костер окурок, забрался в свою палатку.
Небо сегодня было чистым. Звездный ковер устилал черный бархат небосвода. Пахло как–то странно. Непонятно чем, вызывающее, однако, странное чувство ностальгии. Легкая светлая тоска, по чему–то забытому, очень хорошему и чистому.
Вспомнился почему–то отец. И единственное лето, проведенное с ним в деревне. Мне тогда было лет восемь. Помню, как я ужасно гордился щукой пойманной в местной речке. Я тащил ее на руках, она мне казалась чуть не китом. Отец, посмеиваясь, шел рядом.
Потом, пока я рассказывал бабушке подробности добывания столь славной добычи, отец отрезал от щуки голову и сказал:
— Засушим, — комментировал он действия по очистке рыбьего черепа от всего, что могло загнить. — Мамке покажем.
Череп до сих пор пребывал на полке под книгами. Теперь он уже не казался таким огромным. И отца уже нет…
Обрамленная вершинами деревьев, мерцающая картина темной выси завораживала своей бесконечностью. И окружающий мрак, темнота под деревьями уже не внушала беспокойства. Да, скорее всего, там что–то было. Но необязательно враждебное. Непонятное. Необъяснимое. Непривычное взгляду. ДРУГОЕ.
И кто знает, что более реально? Мир людей или их?
— Ты
— Блин! А как надо? Из–за угла что ли?!
— Это не увидеть физическими глазами, — огорошил он меня. — А ты именно это и пытаешься сделать. Это лишь можно уловить, почувствовать. Увидеть ЧУВСТВАМИ. Понимаешь?
— Нет, — мотнул я энергично головой, немного раздраженный этим непонятным объяснением.
Леший немного помолчал, видимо выстраивая новую систему объяснения.
— Помнишь, что было, когда ты заблудился? — выдал он, наконец.
— Да уж! — вырвалось у меня. — Хрен такое забудешь!
— Вспомни, что ты видел?
— Так я уже рассказывал же.
— А как ты это увидел?
— Ну-у … — протянул я, вспоминая
— Ты видел хоть что–нибудь прямо перед собой? Ясно и конкретно?
— Нет. Так нет не видел. Да там вообще все как–то было… Не совсем четко. Вскользь что ли.
— Вот. Так и надо делать. Просто упершись глазами ничего, не увидишь.
— И как тогда? — нетерпеливо сказал я.
— Смотри на меня, — Леший остановился.
Мы пошли сегодня вдвоем. Холод отчего–то остался в лагере. И по пути я пытал Лешего по своему обыкновению, насчет чего–нибудь такого, этакого. Он мне и выдал, что какого фига я хочу необычного от него, если сам могу все увидеть. Но, по моему мнению, ничего такого вокруг не происходило. Прямо сейчас в смысле.
— Для того, чтобы ВИДЕТЬ, для начала надо расфокусировать зрение.
— Это как? — удивился я.
— Есть метод. Смотри на меня. На зрачки глаз.
Леший принялся кидать быстрые взгляды вокруг, зрачки фиксировались на определенном месте на секунду не больше.
— Понял? — спросил он, остановив, в конце концов, взгляд на мне.
— Что делать понял. Только не дошел смысл этого, — ответил я.
— Эх! Пообщался бы ты с Учителями! Смысл! Делай и поймешь!
Он двинул дальше, ворча под нос. Кажется, я уже начал доставать всех своим желанием понять для чего и зачем.
— На самом деле, не так важно, что ты делаешь — вдруг сказал Леший, когда мы молча прошагали минут десять — на самом деле мир не простой. Он еще проще, чем ты думаешь. Сложным его делает вот это.
Он постучал согнутым указательным пальцем по голове.
— Именно там рождаются системы, описывающие мир. Во всем, что мы встречаем, мы начинаем искать признаки похожести на то, что уже встроено в какую–нибудь систему. Так и получается окружающий мир.
Он остановился, огляделся вокруг.
— Ага, — он показал рукой направление и вновь пошагал. — Понимаешь, на самом деле не так уж и важно, что ты делаешь. Главное остановиться, вырваться из этой бесконечной оценки всего. Попробовать увидеть не ПРИЗНАКИ ПОХОЖЕСТИ, а СУТЬ того, что видишь.