Анри Барбюс
Шрифт:
Примерно в это же время розовые раковины перестали передавать шум моря. Просто Анри больше его не слушал.
Пройдет несколько десятков лет, и Анри Барбюс напишет о животных:
«Бедные создания, простые, незамысловатые, которые вертятся вокруг нас и судьба которых целиком в наших руках, позволяют заглянуть через щелку, схематично, но ясно в глубину жизни: способность страдать и способность мыслить». «Между всеми нашими чувствами нет более человечного, чем любовь к животным».
2
Учитель, мосье Деларбр записал в дневнике: «Нервный темперамент воспитанника Анри Барбюса испытывает нужду в постоянном движении».
За этими словами крылось недовольство: Барбюс был нелюбимым учеником. Слишком порывистый, слишком резкий, заводила среди товарищей, молчаливый в кругу взрослых.
Его отличало в толпе учеников коллежа Роллена не только то, что он был слишком большой, самый высокий среди сверстников. (Иногда на улице прохожие принимали его за взрослого и говорили ему: «Пардон, мосье», «Скажите, мосье», — и улыбались, заметив свою ошибку.) Мальчик — со своим особым душевным миром, углубленный в него, прислушивающийся к его движениям, к его обещаниям. Когда он волновался, у него начинали едва заметно дрожать губы и подбородок. Улыбка его была нежной и немного грустной.
…Та устремилась, как сокол, с покрытого снегом Олимпа, Прочь от Гефеста-царя, унося дорогое оружье…Откуда этот удивительный торжественный и просторный стих? Так, наверное, звучали литавры. Так било море о скалы древней Эллады. Так звучали шаги по мраморным ступеням храмов.
Откуда эта свобода и вместе с тем величайшая организованность дактилических строф? Как хорошо дышится, когда читаешь их вслух! В них что-то сродни свободному дыханию человека. А спондей! Он соответствует мерной поступи людей в тогах, в сандалиях, с венком вокруг головы.
Анри покоряла и вольная, веселая поэзия Франсуа Вийона и строгая академичность и размеренность александрийского стиха.
Хороши и стихи романтиков. Звонкие и ударные рифмы соединяют строки, как драгоценности, скрепляющие, складки великолепной одежды. Бегучие и сверкающие аллитерации… Ассонансы менее броски, но приковывают внимание к смыслу строк…
Порт сонный. Ночной, Плененный Стеной; Безмолвно Спят волны, — И полный Покой [6] .6
Перевод Г. Шенгели.
Когда он твердил про себя эти строки, перед ним снова вставал создавший их старый волшебник с его мягкой белой бородой.
Стихи, звучащие в душе поэта, совсем не то, что написанные на бумаге. Это он узнал очень рано.
Увлечение поэзией соединило их всех: Барбюса, Жака Вебера, Эдуарда Жулиа и еще нескольких юношей. Вместе с тем они не были сухими книжниками: занимались плаванием, греблей, легкой атлетикой. Они хотели все это делать вне спортивных союзов, навязывавших свои утомительные статуты, вне пышных состязаний на виду у публики, пусть даже состоящей из родных и знакомых.
И потому молодые люди составили свое неофициальное маленькое общество. Его члены обязывались заниматься гимнастикой и быть рыцарями литературы. Назвали общество «Эллада». Барбюс стал его председателем, что, впрочем, ничем не выделяло его среди остальных.
Неизвестно почему, но «Эллада» была организацией тайной. Они вели свои вполне невинные беседы шепотом, а расходясь, плутали по улицам, чтобы сбить с толку воображаемых соглядатаев.
Окончив с отличием коллеж, Анри Барбюс решает поступить в Сорбонну. Его специальностью будет литература.
…И вот уже все дальше назад отходят быт семьи и отец, который очень ревнив к успехам сына. Но он тоже занят, и к нему приходит известность: много говорят о его пьесе «Дело Коверли», его водевили идут на сценах французских театров.
Сестры мало интересовали в этот период Анри. Но вдруг он с удивлением заметил, что они интересуют его друзей. В самом деле, Эллен-Лили — величава, по-английски сдержанна, по-французски грациозна. Анни хороша — с головкой маркизы, со взбитыми светлыми, почти белыми волосами и своеобразным выговором.
Может быть, стоило интересоваться ими? Анри убедился в этом, когда Жак Вебер женился на Эллен, а Эдуард Жулиа — на Анни.
Вот они стали родственниками, но связь между ними ослабела.
Именно в это время у Анри появилась потребность выйти со своими стихами из того мирка ценителей, какой представляли его друзья и родные. Как прозвучат его стихи в стенах редакции? Как они будут выглядеть на газетной полосе? На странице журнала?
Анри переписывает из книги чужие стихи. Странно! Будучи напечатанными, они выглядят внушительно, а на простом листе бумаги теряют все свое великолепие, как Золушка после полуночи. Они ничуть не лучше его собственных стихов. Что придает им блеск? Печатные буквы на листах, сброшюрованных и одетых картонным переплетом, с фамилией издателя в начале и обозначением цены в конце?
Он боится увидеть свое имя под напечатанными стихами. Какая-то робость удерживает его. И он избирает звучный псевдоним: «Люсьен Фор». Забронированный этим панцирем, он посылает стихи на литературный конкурс «Эко де Пари». В ноябре 1892 года он получает первую премию, в декабре — первую и вторую. Король Поэтов Катюль Мендес приглашает его в редакцию.
Литературные конкурсы были в такой же моде, как большие шляпы у дам и узкие брюки у мужчин. Состязания являлись катализатором, который побуждал совсем зеленую поэтическую молодежь к бурному проявлению своих талантов.
На этот раз конкурс устраивала газета, объединяющая все лучшие силы литературы или по крайней мере желавшая это сделать: «Эко де Пари».
Редактором ее был Катюль Мендес, автор «Филомены» и «Геспера». Его метания между классицизмом и романтизмом, между легкомысленными «новеллеттами» и сказками и легендами сделали его притчей во языцех литературного мира.
Бесконечные россказни плелись вокруг сто женитьбы на дочери «великого парнасца» Теофиля Готье, тоже писательнице, авторе нашумевших книг. Супругам перемывали косточки до тех пор, пока Мендес не утвердился в «Эко де Пари» и сделался покровителем поэтических дарований. Его признали Королем Поэтов. С королевским размахом он выводит на орбиту новые светила.