Антанати. Первородная

Широ Ксения

Первым в её постель попал мой ровесник, который работал у неё ещё до моего появления. Он не продержался и недели. Хозяйка замучила его до смерти, при этом скрыв всё от мужа и стражей порядка. На его место взяли девушку из деревенских, которую, как и меня продал родной брат.

Как только выбор хозяйки пал на меня, я понял, что невредимым из этой ситуации я не выйду. И так оно и случилось, на третий день, после того как хозяйка удовлетворила свою похоть и наигралась со мной вдоволь, нас застал её муж. Обезумевший, он избил свою жену, а меня лишил возможности размножаться – по простому: кастрировал.

Я

провалялся с лихорадкой около недели, но хвала Великой Волчице, я родился оборотнем и мои новые увечья зажили без серьезных проблем. Однако, стоило мне пойти на поправку, как муж хозяйки продал меня чёрному работорговцу. С этого момента я понял, что не смотря на увечья, насилие, побои и многое другое, у меня была относительно хорошая жизнь. Потому что первое что сделал работорговец – это нацепил на меня магический ошейник. Теперь я стал не просто рабом, теперь я был для окружающих не лучше собаки.

Со мной и вправду обращались не лучше собаки… я забыл что значит постель, не просто мягкая перина на удобной кровати, но и в принципе как место для сна. Теперь мои ночи проходили с деревянной клетке на сырой земле. Еда была отвратительная, и в большинстве своем состояла из объедков. Иногда перепадал кусок плесневелого хлеба или полусгнившие фрукты и овощи, но в основном это была пустая похлёбка из того, что не досталось скоту.

Работа моя стала в разы труднее. Весной и летом, меня временно продавали на фермерские угодья, и заставляли работать с рассвета и до глубокой ночи. Осенью я в большинстве своем чистил конюшни и загоны со скотом, а вот зимой меня часто продавали обратно, так как содержать такого раба как я, было дороже, чем покупать раз в год нового.

Так я прожил ещё пять лет, и в свой двадцать восьмой день рождения, впервые попытался сбежать из рабства. Эта попытка почти увенчалась успехом, но только «почти». Ошейник на меня надели не просто так, это я понял слишком поздно. Он не только блокировал магию оборотней, но и отслеживал местонахождения рабов. Ожидаемо что меня поймали и вернули работорговцу. Я получил наказание и пробыл в клетке без еды и воды неделю. Будь я человеком, то умер бы ещё тогда, но я не человек, и мне предстояло выжить.

После этого я предпринял ещё три попытки к побегу и каждый раз меня возвращали, и снова запирали без еды и воды. Последней каплей терпения работорговца стала моя попытка убить себя.

– Раз ты так жаждешь смерти, волк, - рычал он на меня, в паузы между побоями, - я тебе это устрою! Устрою, но для начала наживусь на твоей собачьей шкуре!

Через два дня меня забрали на арену, где проводились нелегальные бои. Там каждый боец был рабом, и каждого ждала неминуемая смерть. Я словно попал в ад.

Раз в неделю нас толпой загоняли на большое круглое плато где-то под землёй, давали в руки оружие и заставляли биться не на жизнь, а на смерть.

После первой битвы я предпринял ещё одну попытку к бегству, но как и ожидалось, благодаря ошейнику меня быстро нашли и в качестве наказания, вывели на бой с чемпионом арены. В тот раз я едва выжил, получил несколько глубоких ран и потерял приличное количество крови. Но на этом мои хозяева решили не останавливаться. Бой с чемпионом Я провёл слишком хорошо и зрелищно, поэтому в обычную «кучу

малу» меня решили не возвращать, а дальше продолжали кидать от одного чемпиона к другому. Я убил шестерых, прежде чем вновь решился на побег. Я даже придумал способ, чтобы ошейник перестал работать сутки или двое.

У меня получилось. Я целую неделю жил в лесу, скрываясь от рыскающих искателей работорговца и на какой-то момент я почувствовал волнующий запах свободы, уже представлял как у меня получится снять рабский ошейник и вновь вернуться к спокойной жизни.

Не тут то было…

На восьмой день я угодил в медвежий капкан. Чистая случайность стала моим билетом в один конец до пункта назначения «вечный раб». И так бы оно и было, если бы мой хозяин, в порыве гнева за потерянные деньги, которые должны были принести мои бои, не отрубил мне ступни. Он ещё долго ругался и бесился, но отрастить конечности никому не под силу. Теперь я стал для него бесполезен.

Когда я только стал рабом, меня продали за одну серебряную монету, когда меня продавали в последний раз, я стоил три медных. Меня просто продали умирать к какому-то столичному работорговцу. Он долго упирался, но в итоге купил меня, приговаривая при этом, что его сторожевым собакам не лишним будет погрызть свежие кости.

Меня кинули в подземелье где небыло ни окон, ни стен, ни пола, в деревянной клетке было сыро и душно. Меня совсем не кормили, воды тоже не стали давать. Раны на месте ступней заживали медленно и болезненно. Меня лихорадило и я часто терял сознание. Я даже не понимал сколько прошло времени после того как я оказался здесь. В памяти проносились воспоминания моей жизни, о таких теплых и беззаботных днях в детстве, о матери, которая хоть и любила больше всего Килара, но и мне не забывала давать частичку своей любви. А потом эти воспоминания переросли в кошмары, где Килар раз от раза падает замертво, хватаясь за горло, как Раот медленно и методично смазывает ритуальный нож ядом, как меня кромсают один хозяин за другим… и тут, словно в горячечном бреду, мне видится она…

Словно теплый лучик солнца, теплее даже материнской любви, она освещает всё вокруг себя белым сиянием и протягивает ко мне свои руки…

Адская боль пронзает моё тело так внезапно, что на долю секунды я прихожу в себя и вижу двух незнакомых людей за яркой завесой света. Мужчина и женщина. Мужчину я не могу разглядеть, но образ женщины, а точнее молодой девушки, врезается в мою память, словно острый нож. Но в следующий момент я снова возвращаюсь в беспамятство.

Со временем стало чуточку легче и я вроде бы даже почувствовал своего зверя. Он твердил мне одну навязчивую мысль: «Моя! Моя! Моя!»

Очнулся в незнакомом месте, в мягкой кровати. Во рту саднило, всё тело ломило, но я чувствовал себя гораздо лучше. Даже смог подняться и сесть на кровати, опустив ноги вниз и нащупав ступнями мягкий коврик.

Ступнями…

Я несколько минут рассматривал свои ноги не веря что они целы и невредимы. Потом почувствовал что и на руках пальцы более чувствительны чем обычно. Я поднял руки к лицу и не без удивления рассматривал и их. Облизнул пересохшие губы и впал в ступор окончательно. Язык был на месте. Весь. И даже клыки оказались там где я привык их чувствовать.