Антарктическая одиссея (Северная партия экспедиции Р. Скотта)
Шрифт:
ГЛАВА Х. ПОХОД НА ЗАПАД ДЛЯ УСТРОЙСТВА СКЛАДОВ
Подготовка пеммикана. — Пожарная тревога. — Колосники в трубе. "Двухпалубник". — Железные полозья — большое подспорье на морском льду. Экипировка. — Старт на запад. — Мыс Пенелопе. — Труднопроходимая бухта Рилей. — Прекрасные виды. — На лыжах — и то две мили в день. — Возвращение с мыса Вуд. — Концерт в пещере Эбби, — Тюлени Уэдделла. — Зона покоя. Метели задерживают Левика на леднике Уорнинг. — Вылазка на ледник в конце месяца. — Мы едва не потеряли кухню. — Буря с метелью. — Бегом на мыс Адэр
В первые дни сентября мы подготавливали сани и развешивали продукты для предстоящей вылазки на западный берег залива Робертсон. Рацион был примерно тот же, что и в тренировочном походе, но подготовка его требовала гораздо больше времени, потому что теперь с собой брали провизию на шесть недель.
Продуктами занимались Браунинг и я; Абботт и Дикасон прилаживали настил из винесты к двенадцатифутовым [3,66 м] саням, которые мы брали с собой; Левик проверял фотокамеры и менял пластинки; Кемпбелл взвешивал сани, одежду и т. д.
Кемпбелл решил, что в поход для устройства складов с ним пойдут Абботт, Дикасон и я, а Левик и Браунинг проводят нас до ледника Уорнинг, там два-три дня поснимают окрестности, а затем вернутся на зимовку к своим обычным обязанностям.
Третьего октября [74] работа была сорвана внезапной пожарной тревогой. Утром налетел южный ветер, тяга в печи, и всегда-то хорошая, усилилась, а во время завтрака кто-то заметил на стыке трубы с крышей красный свет. Одновременно распространился резкий запах горящего дерева, вмиг отбивший у нас аппетит. Надо было спасать дом. Счастье ещё, что на плите в этот момент грелось много воды, и пока трубы охлаждали мокрыми полотенцами и салфетками, Абботт по верёвке забрался на крышу и вылил с полведра воды прямо в дымоход. Огонь не погас совсем, но заметно спал, и две-три лопаты снега с подветренной стороны дома довершили дело. Причиной пожара несомненно явилось скопление сажи в дымоходе, и Кемпбелл распорядился снять поочерёдно все трубы и хорошенько прочистить. Эти решительные меры дали совершенно неожиданный результат, пожар оказался в какой-то мере даже благодеянием: при чистке мы увидели, что одно из колен трубы полностью забито запасными колосниками. Скорее всего их туда засунули из экономии места ещё на "Терра-Нове", а вынуть забыли. Теперь огонь в печи горел гораздо лучше и равномернее охватывал духовку. Когда наш кок понял, что впредь в дни выпечки хлеба ему больше не придётся допоздна засиживаться у печки, на камбузе воцарилось ликование.
74
Эта и следующая дата, по-видимому, ошибочны. Следует читать: третьего сентября, шестого сентября. (Прим. перев.)
Шестого октября я приводил в порядок метеорологические записи, а Кемпбелл, Левик, Абботт и Дикасон на первых санях с грузом в 500–600 фунтов [226,8-272,2 кг] прошли около двух миль [3,2 км] по берегу, миновав самые трудные торосы. На следующий день стартовали Браунинг и я. Мы тащили сани на железных полозьях с остальным снаряжением и небольшие санки, где лежало всё необходимое для фотографов.
Дойдя до первых саней, мы их разгрузили, поставили на наши, также освобождённые от вещей и предварительно усиленные настилом из лыж, и связали намертво. При загрузке мы старались вещи поменьше и потяжелее класть между санями. Всё уложилось как нельзя лучше, и кладь была ненамного выше, чем на обычных одинарных санях.
Ледоруб, лопату, бамбуковые стойки, треножники от теодолита и фотоаппарата разместили по длине саней, что придало нашему "двухпалубнику" сходство с фургоном странствующего торговца мелкими товарами. Несмотря на столь легкомысленный вид, он оказывал нам в течение двух сезонов неоценимые услуги, и когда четырнадцать месяцев спустя его спинка сломалась, мы его горько оплакали как верного старого друга.
После нескольких первых шагов стало ясно, что Кемпбелл не зря старался, ставя сани на железные полозья. Сейчас, имея 1140 фунтов [517 кг] груза на четверых, мы делали две мили в час [3,2 км/ч] на таком же припае, на каком в предыдущем походе три человека, тащившие маленькие сани с двухнедельным запасом продуктов, проходили за восемь часов от четырёх до пяти миль [6,4–8,0 км].
Сознание того, что мы быстро продвигаемся вперёд, окрашивало в розовые тона даже трудный весенний поход, и всю его первую часть нас не покидало хорошее настроение: мы в упряжи, идём вперёд — чего же ещё желать! Через полчаса после старта, разогревшись, партия обычно останавливалась на пять минут, чтобы освободиться от лишней одежды, с которой никто не торопился расставаться при выходе, когда ветер ещё ощущался слишком сильно. Эти вещи, которые сбрасывают с себя на ходу и кидают на сани, теряются чаще всего. Кемпбелл в одном из походов лишился таким образом ветрозащитной куртки и три-четыре часа в ожидании приближающегося ветра чувствовал себя весьма неуютно. Наученные горьким опытом, мы прикалывали к свитеру с десяток английских булавок и, снимая с себя почему-либо различные предметы одежды, пришпиливали к главной санной постромке.
Шли мы всегда налегке, вещевые мешки нас не обременяли, хотя в них лежало всё необходимое на любую погоду. Все девять недель, что я провёл весной в походах, самой тёплой частью моего костюма было шерстяное егеровское [75] бельё. На него я надевал рубашку из тёмно-синей шерсти или синий рыбацкий свитер. Для ног было достаточно шерстяных носков и финеско. Завершал моё походное обмундирование ветрозащитный костюм из лёгкого габардина. Брюки плотно обвязывались поверх финеско, куртка находила на штаны, шлем стягивался шнурком под подбородком и защищал шею. На ночь я снимал промёрзший ветрозащитный костюм, натягивал на егеровское бельё шерстяную пижаму и брюки, а поверх — полный костюм из тонкой ветрозащитной ткани.
75
Наверное, всё-таки "егерское" (от "егерь"). (Прим. выполнившего OCR.)
Девятого сентября мы оставили Левика и Браунинга в лагере у ледника Уорнинг, а сами двинулись на запад. После дня хорошей ходьбы на ночёвку стали на другой стороне залива, под выступом языка, отходящего от ледника Дагдейла. Язык — плавучее продолжение ледника, какие часто встречаются в Антарктике. Ограничивающие его с боков ледяные скалы словно слеплены из гипса. У конца языка лежало несколько тюленей, и у одного я заметил на спине шесть параллельных шрамов дюймов в пятнадцать или даже больше свидетельство того, что он едва не попал на обед к косатке.
На следующий день партия по западному берегу залива устремилась на север. Привал сделали за первым значительным выступом, впоследствии получившим название мыс Пенелопе. Обогнув мыс, мы открыли на северной стороне пещеру, вымытую морем в круто обрывающемся к воде зелёном пласте кварцита, который здесь, как во многих местах Антарктики, образует прибрежные утёсы. Мы провели в пещере Эбби на мысе Пенелопе не одну ночь, и смело могу сказать — такой уютной ночёвки я больше нигде не встречал. Как ни бушует ветер, в пещеру не проникает ни малейшее волнение воздуха, только доносится приглушённый рёв бури, действующий убаюкивающе, да перед входом непрестанно движется завеса снега, выдуваемого вихрями из-за утёса и постепенно образующего у входа сугробы.
До этого времени партия продвигалась вперёд быстрее, чем предполагалось, но бухточка, лежащая перед нами, имела совсем иную поверхность. Раньше мы шли по льду, теперь же нас ожидал снег, сначала глубиной в один фут, затем в два и даже в три [92 см], без наста, рыхлый, мы и сами-то двигались по нему с большим трудом, не говоря уже о тяжёлых санях. Оставалось одно — перетаскивать вещи поочерёдно. "Двухпалубник" разгрузили и разобрали на составные части — "сани на железном ходу" и "старые деревяшки", и началась самая трудная работа, какая только может выпасть на долю партии, которая на себе тащит сани. Переброску грузов по принципу челнока начали в 2.30 дня и к шести вечера, когда стали на ночлег, не одолели и мили [1,6 км].