Антарктида online
Шрифт:
Торговля нашими природными ресурсами только начиналась и приносила такие гроши, что хоть плачь. Богатеть за счет туризма? Мы отнюдь не сбрасывали со счетов этот бизнес и намеревались активно его развивать. Правда, для этого, помимо капиталовложений, требовалась сущая безделица: внутриполитическая стабильность и международное признание Свободной Антарктиды. Первое у нас налаживалось, а до второго было как до обратной стороны Луны. Пока что мы втиснули этот вопрос в компетенцию комитета по торговле, и он вел сугубо предварительные переговоры с крупными турфирмами.
Уже не помню, кто первый предложил выпускать
К сожалению, гасить марки нам пришлось не через Интернет, а непосредственно… Очень скоро штемпелевание – вручную! – стало рассматриваться как каторга, и назначенные на нее страдальцы-очередники с радостью меняли день штемпелевания на два дня дежурства по камбузу.
Конечно, втянувшись в марочный бизнес, мы уподоблялись Лихтенштейну или какому-нибудь Бурунди – а что нам оставалось делать? Деньги не пахнут, только если не принюхиваться к ним. И в этом смысле исходящий от свежеотпечатанных марок запах бумаги, клея и краски далеко не из самых худших.
Не очень большой, далеко не покрывающий наших потребностей, но все же стабильный доход. Даже после того как ООН с подачи США послушно наложила на нас торговое эмбарго, нам удавалось изворачиваться и иметь с марок прибыль – правда, уже меньшую. Вообще у меня укрепилось убеждение: сделать можно все, если правильно выбрать того, с кем делиться.
Россия при голосовании об эмбарго воздержалась, на что Шимашевич лишь пожал плечами, а я почувствовал себя уязвленным. Глупо, конечно. Чего ждал от России я, антаркт? Что она наложит вето? Ей это надо?
Притом резолюция, закрепившая за флотом США право досматривать суда, оказавшиеся поблизости от антарктических берегов, это одно, а реальная коммерция – совсем другое. Мы наладили каналы поставок через Соломоновы острова, Индонезию и Филиппины – страны, никогда не имевшие в Антарктиде так называемых исторически сложившихся национальных интересов.
Стоило это дороже, но канал существовал. Близ Мирного и Новорусской то и дело швартовались катера самого подозрительного вида.
Кроме того, мы отваживались принимать самолеты – американцы пока не пытались их сбивать. Между прочим, далеко не все летательные аппараты, садящиеся на наши ледовые аэродромы, выполняли рейсы для нас и таили в себе «контрабанду»…
Были и гости. Даже больше, чем нам хотелось бы.
Как оказалось, мы не зря решили брать деньги со всякого рода научных групп, то и дело прибывающих к нам на Белый (пока еще Белый) континент. Исключение сделали только для группы из Кембриджа да еще Географического факультета МГУ. Остальные платили. Крику насчет нашего «стремления нажиться на чистой науке» хватало. Мы молчали, пожимали плечами и ждали, когда нам отстегнут. И нам, пошумев, отстегивали.
Шимашевич первым выступил против поблажек и скидок, пожелав иметь такую лупу, в которую можно рассмотреть «чистую науку», никак не связанную с коммерцией или политикой. «Брать и брать! – бушевал он, впервые на моей памяти выйдя из себя. – Пусть грантодатели раскошеливаются!..»
Мы и брали.
Лично
Нам кричали в лицо, что мы нарушаем Вашингтонский договор, – мы улыбались и заявляли, что никакого нарушения нет. Разве мы запрещаем исследовать континент? Нет, нисколько. Разве мы хоть кого-нибудь выставили вон, кроме метеоритчиков, нарушивших наши законы? Нет. Ни одного человека. Мы не ограничиваем свободу перемещения по Антарктиде – платите деньги и перемещайтесь себе на здоровье!
Однажды в Мак-Мёрдо приземлился транспортный «Геркулес» с хорошо экипированной научной группой на трех вездеходах. В оплате было высокомерно отказано. Пришельцы внаглую принялись разъезжать по территории станции, вмешиваться в работу наших американских соотечественников и, судя по всему, планировали поход куда-то в сторону Эребуса.
Справились с ними просто: блокировали их вездеходы нашими, так что они не могли двинуться ни вперед, ни назад, и все планы научной экспедиции полетели к черту. Пришельцы продемонстрировали оружие – американские антаркты тоже, причем последние имели численный, моральный и технический перевес.
Конечно, нас тут же обвинили на весь мир во всех смертных грехах. В ответ мы заявили, что регулировка дорожного движения не является обязанностью правительства страны, что каждому водителю доводилось стоять в «пробках» и что лучшее лекарство от раздражения – терпение. Наглецы на вездеходах терпели двое суток, после чего погрузились в самолет и отбыли восвояси.
Не исключено, что они сели неподалеку на куполе и все-таки добились своего. К сожалению, у нас не было технических возможностей отслеживать полеты над нашей территорией. Радары для полевых аэродромов, привезенные Моисеем Соломоновичем, работали надежно, но имели смешную «дальнобойность». О радарной службе, перекрывающей хотя бы побережье, оставалось только мечтать.
Непрухин божился, что это лишь вопрос времени. Я отвечал этому оптимисту, что достройка Великой Китайской стены тоже была когда-то вопросом времени – нескольких столетий, если я не ошибаюсь. Шимашевич погнал два катера на Филиппины за комплектующими от списанного радара международного аэропорта; впоследствии обещал закупить новьё и нанять толковых инженеров. Тем временем Непрухин собирал «на коленке» самопальный локатор, надеясь с его помощью обнаруживать самолеты хотя бы за сто-двести километров от Новорусской.
А кроме того, мы установили пошлину на вывоз изделий высоких технологий. Хотите ввезти к нам аппаратуру любого назначения – пожалуйста! Она нам нужна. Особенно приветствуются излучатели большой мощности. Желаете вывезти ее обратно – извольте платить. Одному умнику из Гринпис, который назло нам разбил кувалдой несколько научных приборов и разбросал их исковерканные детали по леднику, мы выставили такой счетец за загрязнение уникальной антарктической природы, что больше такие случаи не повторялись. Умнику пришлось задержаться у нас до тех пор, пока за него не поручилось его руководство. И действительно, со временем рассчиталось с нами до копеечки.