Антарктида online
Шрифт:
Нас обзывали крохоборами, махровыми эгоистами и узурпаторами. Что ж, это было правдой. Хуже того: через нашу таможню нельзя было прорваться, не дав клерку на лапу. То же самое с въездными визами: желающих въехать к нам мурыжили до тех пор, пока они не соображали, что надо отстегнуть энную сумму поверх легальных сборов. И только после этого они получали визы – распечатанные на обыкновенном принтере разрешения на въезд, украшенные фирменной печатью той или иной антарктической станции.
Поначалу дело со взятками шло туго – мало кто из полярников мечтал о карьере
А взятки шли в общий котел. В доходной части нашего бюджета фигурировала статья «добровольные пожертвования» – необходимый эвфемизм, сами понимаете. Доход стабильный, хотя и небольшой, но ведь курочка по зернышку клюет.
Впрочем, время от времени приходили действительно добровольные пожертвования.
Радар-то мы поставили и привели в действие, однако нам надо было иметь сотню таких! Плюс дизельные электростанции, чтобы кормить технику электричеством не за счет вымерзания жилых помещений. Плюс топливо для электростанций. Плюс листовое железо и сварочное оборудование для постройки новых топливохранилищ. Плюс запчасти к самолетам и вездеходам. Плюс еще много чего. Нам требовалось столько разнообразной техники и всевозможных материалов, что самые невозмутимые из нас приходили в ужас, а список насущно необходимого не уменьшался, а непрерывно рос!
С закупками же дело обстояло неважно. Кое-что до зарезу необходимое удавалось купить только через посредников, дерущих с нас втридорога. В их число входили как фирмы, самораспадающиеся немедленно по заключении сделки, так и «физические лица» – чаще всего коричневые и обмотанные бурнусами, ибо то были лица арабских шейхов. Даже не знаю, сколько беговых верблюдов и жокеев-китайчат сумели приобрести эти вожди бедуинов на свои грабительские проценты! Но много.
Стадо верблюдов. И роту китайчат, не считая всяких прочих кхмеров.
Случались и осечки. Некий жучок по имени Джулио Коззи надул нас, взявшись поставить пятьсот катушек оптоволоконного кабеля, насущно необходимого нам для связи, если эфир забьют помехами. Нет, этот самый Коззи не смылся с деньгами – он, прикарманив стопроцентную предоплату, нагло заявил, что его фирма (он сам, стол, две табуретки и престарелая секретарша) строго придерживается резолюции ООН о торговом эмбарго, и предложил нам решить спорные вопросы в суде. Так сказать, цивилизованно. Как будто хоть один «цивилизованный» суд на Земле, кроме нашего, антарктического, принял бы нашу сторону!
Ловкач плохо знал Шимашевича. «Коззи! – вне себя кричал Непрухин. – Коровви! Свинни!» – и ругался черными словами по адресу как итальянского прохвоста, так и самого Шимашевича. Непрухин тоже плохо знал последнего.
Зато Шимашевич не ругался и не отругивался. Неделю спустя Коззи выпрыгнул из окна своего офиса на сорок седьмом этаже – о, разумеется, совершенно добровольно! – и вошел в соприкосновение с дорожным асфальтом со скоростью, исключающей дальнейшую жизнедеятельность. Оставленная им записка гласила по-итальянски: «Дяденька, я больше не буду!» – и отражала сущую правду.
Следы борьбы отсутствовали, никаких посетителей в офисе не было, никаких угроз в свой адрес несчастный не получал. Следствие, не в силах доказать причастность наймитов Шимашевича, пришло к выводу о самоубийстве на почве длительной депрессии и нервного истощения.
Охотников нажиться на нас – фирм-однодневок с адресом типа «поворотя на двор, свернуть от мусорного бака налево к двери сарая, стучать три раза» – было предостаточно, но после случая с Коззи и еще двух-трех подобных происшествий охота обманывать нас пропала у большинства напрочь.
Мы получали – и тратили, порой неправдоподобно много. Любой гад-перекупщик мог содрать с нас три шкуры – и драл. Швейцарско-антарктическая фирма, возглавляемая папой-Шимашевичем, открыла нам кредит из пятнадцати процентов годовых. Мы и тому радовались, деваться нам было некуда. С доброй улыбкой на лице Шимашевич загонял нас в беспросветную кабалу. Вряд ли он мечтал о номинальной власти над Антарктидой и антарктами – да и зачем? Его вполне устроила бы власть реальная, без громких титулов, дипломатических протоколов и прочей мишуры.
Никаких денег мы и не видели, а долг рос и рос. Закупки большей частью шли через Шимашевича и его подручных, деньги переводились из банка в банк и заносились в графу «внешний долг» нашего бюджета. До поры до времени никто из нас не желал думать о том, что будет, если завтра нам закроют кредит и потребуют возврата ссуженных сумм.
Слишком неприятная мысль, чтобы вот так сразу повернуться к ней лицом.
Корреспондентов мы с самого начала решили принимать без ограничений и каждому чин-чином выдавали аккредитацию. Съемочные группы Си-эн-эн и Эн-би-си примчались первыми. Би-би-си – через сутки. Потом тележурналисты пошли потоком. Аль-Джазира и та не осталась в стороне – в ответ на наше удивление нам было объяснено, что руководство компании отнюдь не собирается замыкаться на проблемах гонимых мусульман.
«Из всего этого вышла одна гадость», – писал Помяловский по другому поводу, но как будто специально о нас. Мало того, что невозможно было просто прогуляться без того, чтобы тебя не отловили с треноги в видеоискатель и не сунули в нос микрофон, озадачив глупым вопросом, нельзя было и заняться работой – обязательно помешают. Туман эти стервятники кляли только в первые дни. Потом обнаружили, что в тумане очень удобно незаметно подкрасться к очередной жертве, прежде чем та смоется подальше от микрофонов и объективов.
Иным станциям можно было лишь завидовать – к ним в захолустье никто не летел. Самую горькую чашу пришлось испить Амундсен-Скотту, Мак-Мёрдо и нашей Новолазаревской.
Вы видели остолопа, прилетевшего на станцию Амундсен-Скотт одетым в шорты и майку на том основании, что экватор – везде экватор? Я видел. И не одного. Другой умник на том же основании захватил с собой в Новорусскую крем для загара и уйму флаконов репеллента от москитов, оводов, клещей и чуть ли не мухи цеце. Куда больше ему пригодился бы непромокаемый плащ с меховой подкладкой.