Анти-Система
Шрифт:
«Железный великан», видать, тоже неслабо выложился магически. Его резерва магии хватило выдержать три полных залпа минометчиков и на поднятие в воздух одного из броников — мощным Пульсаром!
Офигеть! Что это с гуманитариями ростовскими случилось? Выживший Станкевич что-то многоэтажно орал майору хумансов-союзников. Остальные наши бойцы настороженно скучковались отдельно от ростовчан, но, кроме поднятия Щитов над собой, никаких действий не предпринимали.
А Пустой замер в неподвижности, ссутулившись и почти дотянувшись верхними конечностями до земли. Мгновение и по его корпусу пробежала яркая сеточка
Щит! Бда-да-дах! Того ж Пустого мать!
Глава 25
Ненависть с логикой
По всей горной долине прошла мощная взрывная волна. Стрелков ростовчан, которые залегли ближе всех к Пустому — отшвырнуло метров на пятьдесят по воздуху. Поднялись не все, амулеты большинства — уже были разряжены в ноль. В добавок перевернуло или снесло в сторону часть техники.
Зато Кость пришел в себя! Ну, я еще Лечилку на нем опробовал. Старшина подскочил к телу Пухова, убедился в непоправимом, и яростно прохрипел капитану Станкевичу:
— Нужно проверить плато с той стороны! Ни одна с…ка не должна уйти!
— Третье и четвертое отделение — с разведчиками! Расплавьте все, что движется! — среагировал капитан. — Остальные — на Мангуп! Если Пустой что-то не дожег — закончим дело!
Мы проверили каждый клочок земли вокруг плато, но ни я, ни иглозавры не смогли учуять что-то подозрительное. А штурмовики устроили сход скальных пластов залпами Пульсаров. Если кто-то и слинял, то это случилось до появления Пустого или пока он не начал обстрел Мангупа. А основные силы не обнаружили никого живого в выжженной крепости культистов.
Вернувшись к полуразгромленному лагерю, я обнулил запасы магии в кристалле на лечение раненых. Самому себе требовалось восстановить в первую очередь сухожилия и связки. Нагрузка им выдалась критическая — на запредельных-то ускорениях в бою.
На этом фоне полегче было заживить аурными техниками — кислотные ожоги от паутины и порезы от арахнидских конечностей. Маго-каналы тоже уже были на грани, а нам еще предстояла проверка побережья, где могли оставаться арахниды.
Скорбную процедуру изъятия кристалла у Пуха… у сержанта Захара Пухова, душевного парня и хорошего товарища — выполнил командир. При нашем уровне потерь и оставшись почти без транспорта — сожжение тел погибших неизбежно проводилось на месте, чуть в отдалении от поля боя. Чтобы не смешивать прах боевых товарищей с останками тварей и их ублюдочных создателей.
А ко мне приходило осознание, что многие ощущаемые мною сейчас эмоции — скорее были свойственны Васе Владину, а не д’Яболю Бладу. Нет, я не стал патриотом Красного и не возлюбил людей «вообще». Как можно испытывать что-то — по отношению к абстрактным множествам!? Будь то иррациональные числа, человеки или хомячки.
Но Пуха я бы принял в свой Внутренний Круг! И его потеря воспринималась мною болезненно. Пусть это и было влиянием остаточного Васиного сознания. Но борьба и поиски продолжаются!
Ведь ты ж танкист, Васька! Танкист не плачет! А сейчас — еще и разведчик в добавок!
Не-е-е-ет! Плакать будут враги! Горько. Страшно. И в последний раз!
Красиво, правильно и хорошо — когда сдыхает твой враг, когда горит его земля, когда перед смертью он видит крушение своих надежд и планов! И только так!
Культисты — жалкие пешки. Я-Основа уж точно отправил меня сюда не ради ничтожеств. Какие-то твари вообразили себя хозяевами магии! И они — самая вероятная моя Цель!
Что ж… Я — ваша БОЛЬ! Всё — в имени моем!!! И ощущение этой ледяной ярости — главное, что мне нужно было вспомнить! Моя кровь только ярче пылает силой — от ненависти врагов! Моя магия — их ужас и отчаяние, их поражение и конечная смерть!
Красный город. Времена основания
Дед Михась не всегда был «дедом» или «дядькой». Было время — был он молод. В те времена и его родной Красный был другим. Но уже активно менялся нобилями, после того как округа постепенно начала отходить от кровавых войн Передела.
И одним из самых значимых этапов преображения города было создание Периметров, на замену старых и потрепанных крепостных стен. Большое дело ведь! До этого местные броки пропускались в крепость надолго — только при набегах рейдеров или нашествиях дикарей и мутантов.
Тут же они навсегда попадали под защиту Внешнего Периметра! С охраной из магов!
Хотя странности были и странности с этими самыми Периметрами Красного. К примеру, новые мощные валы — возводились только ночами. Причем, всем местным обитателям тогда строго запрещалось высовываться на улицу. Хотя и так, какой дурак после заката гулять решится?
Разве что случайно. Дед был тогда моложе теперешнего Васьки, да безрассуднее и промышлял рыбалкой. Задержались сдуру допоздна с напарником, сбывая улов, а потом в лодке решили переночевать, на берегу. А ночью, в всполохах волшбы, юные и любопытные рыбаки разглядели рядом с магами — высокие фигуры в скафандрах или латах. Были они раза в полтора выше людей и, казалось, тоже магичили.
Ни до, ни после этого — великаны в Красном не появлялись. И никто о них не упоминал. Да и Михась с товарищем сразу уговорились тоже не болтать об увиденном.
А через несколько лет появились слухи о Пустых. Дескать, замечают изредка в необжитых (точнее, покинутых) землях — одиноких стальных гигантов, к которым и магам не стоит приближаться. И ничего их не берет — ни заклы, ни огнестрел. А вот «железные люди» — могут и жизнь забрать, а могут просто удалиться или даже исчезнуть!
Вот Жорик-то, дружок, один раз перебрал дури в большой компании и похвастался, что тоже Пустых видел. Да еще и в Красном! Поржали над ним тогда — чего с укурки не придумаешь! А через неделю Михась уже хоронил своего друга. Сердце остановилось.
Так-то, здоровьем броки особо не отличались. Поэтому мало кто отметил такое событие. Но Михась-то товарища знал лучше всех, как и про полное отсутствие проблем с самочувствием. Зато видел один раз, как маг-целитель усыплял забракованное животное. Ага, остановкой сердцебиения. А Лечилки-то — не только у врачей имелись!
И даже в своих преклонных уже годах, дед Михась рассказывал любопытному Ваське — многое из опыта прожитой жизни, но никогда ни слова не говорил о Пустых…