Античные хроники
Шрифт:
Солдаты выждали и в решающий момент выпрыгнули из кустов.
Но не тут-то было!
Божественный механизм действовал молниеносно. Слопав морковь, он легко выскользнул из навалившихся на него солдат, однако эта победа обернулась для него поражением. В руках потешающихся наемников осталась великолепная шкура золотого барана, или, как ее еще называли в Греции, золотое руно. Руно было выполнено с поражающим воображение мастерством из завивающейся спиралями стружки самого ценного в Греции металла.
Победа царя Ээта была абсолютной.
С
Никто, конечно, в эту чушь про Дракониуса не верил, но в священную рощу Ареса местные жители все же предпочитали не ходить, боясь получить по мордасам от личных наемных гвардейцев Ээта.
Огнем гвардейцы, конечно, не дышали, но перегаром от них несло не менее оглушительно, и потому долгое время золотое руно оставалось неприкосновенным.
А что же, вы спросите, случилось с тем механическим бараном?
Да ничего с ним не случилось. Просто он наконец перестал доставать царя своими докучливыми разговорами, спрятавшись где-то в горах Колхиды. Он, видите ли, стеснялся появляться на глаза смертным без золотой шерсти, то бишь голый.
Ну что тут еще можно сказать?
Чудны дела твои, Гефестушка.
Но, опять же, не это главное.
Главное совсем в другом. Молва об этом самом золотом руне быстро разнеслась по всей Греции. И вот родственники царя Афаманта ни с того ни с сего вбили в свои тыквенные головы, что благополучие их жалкого рода зависит исключительно от обладания этим самым руном. Любой ценой эти ненормальные хотели – добыть удивительную золотую шкуру.
И вот что из этого всего вышло…
На берегу морского залива, на востоке Средней Греции, в Фессалии воздвиг брат царя Афаманта Кретей город Иолк.
Славный был город, богатый. Название, правда, плохо запоминалось, но уж какое дали, такое дали.
Когда Кретей умер, то править в Иолке стал его сын Эсон. (Нет, это еще не Ясон – и это не опечатка. – Авт.) Был он абсолютно бесхребетным, малодушным типом, совершенно неспособным править даже одним городом. В детстве таких слюнтяев совершенно справедливо обзывают маменькиными сынками, и жители славного города Иолка за глаза прозвали своего правителя тюфяком.
Всем было ясно, что Эсон фигура промежуточная и что он будет править, лишь пока не явится кто-то, у кого хватит наглости отнять у убогого власть. Наглости хватило не кому-нибудь, а брату Эсона по матери, сыну самого Посейдона Пелию. (Во как! – Авт.)
Пелию страшно надоел бардак, царивший в городе. Ночью по улицам, уже не скрываясь, шныряли сатиры, воруя все, что плохо лежит. А лежало плохо в Иолке много чего, в том числе и позолоченная колесница самого Пелия. Эта колесница и стала той последней каплей, которая переполнила кубок гнева брата Эсона (по матери).
Пелий спокойно явился во дворец родственника, по которому (по дворцу, а не по Эсону) вовсю бродили куры и дикие утки. Нашел незадачливого братца в самой убогой комнате и, дав правителю хорошенько в глаз, изгнал из дворца. (И правильно, кстати, сделал! – Авт.)
Пришлось Эсону жить в городе как простому гражданину. Пелий великодушно разрешил брату убирать навоз за колесницами, то и дело проезжавшими по улицам Иолка. Надо сказать, Эсон не особо и жаловался, дослужившись до начальника Службы городской ассенизации.
Однако случилась беда, и у Эсона вскоре родился сын. (Только не спрашивайте о подробностях. Давайте лучше не будем.)
Это была настоящая катастрофа. Ведь сынок Эсона не кто иной, как наследник Иолка! И если бездетный Пелий узнает о его рождении… О ужас! В тот же день Эсон потеряет свою работу, свой столь высокий почетный чин, к которому он стремился практически всю жизнь, добросовестно собирая кон-ское дерьмо на протяжении целых (место в рукописи неразборчиво. – Ред.)
А ***** лет собирать конское дерьмо – это вам не как два пальца… оплевать.
Жизнь рушилась на глазах.
От ребенка следовало избавиться.
Аборт, как понял Эсон, агукая над подброшенным под дверь его каморки младенцем, помочь уже не мог. Оставалось одно верное средство – подкинуть младенца кому-нибудь другому.
Удивительно, но полностью потраченная на собирание дерьма жизнь не убила в Эсоне чувство юмора.
Недолго думая бывший правитель отнес младенца на склоны Пелиона, где и подбросил к пещере мудрого кентавра Хирона.
Да, не ожидал такой подлянки от своей судьбы четвероногий мыслитель. К несчастью, первой обнаружила младенца жена Хирона по имени Оракло.
Ох, не зря эта фемина носила такое звучное, красноречивое имя. От ее дикого вопля горы Пелиона чуть не перевернулись вверх дном. Хирон все понял слишком поздно, когда мощное копыто благоверной с силой врезалось в его мудрый широкий лоб.
– Так вот зачем ты ездил по выходным в Иолк! – гневно взревела Оракло, но сию гениальную по своей прозорливости догадку кентавр уже не слышал, пребывая в абсолютной отключке.
Страшная тайна была раскрыта.
Хирон действительно каждую неделю наведывался в популярный городской бордель «В объятиях Эрота». Местные гетеры были в восторге от четвероногого любовника и деньги с конячки за развлечения брать категорически отказывались. Так что дыры в бюджете копытных супругов не было, и одно это успокаивало наивную Оракло, полагавшую, что муж ездит в город размяться на ипподроме.
Но подброшенный под пещеру младенец все расставил по своим местам. Непонятным было одно: точему у ребенка нормальные ручки и ножки, а не копыта, как у развратного папочки?