АнтиЭйнштейн. Главный миф XX века
Шрифт:
Но Полина упорствовала и нашла ей замену. Альберт по-прежнему был склонен выражать недовольство с помощью всего, что попадалось ему под руку, но новый преподаватель был сделан из более прочного материала, чем прежняя учительница, и уроки продолжались.
Вот как автор описывает пробуждение в Эйнштейне мыслителя: когда в пять лет Альберт лежал в кровати больной, отец дал ему компас. Мальчик, вместо того чтобы по привычке швырнуть его в голову сестры, начал возиться с ним. Эльза Эйнштейн как-то сделала весьма сомнительный комплимент Альберту, сказав, что его индивидуальность «не изменилась
Как пишет Д. Брайен, «будучи единственным евреем в своем подавляюще католическом классе, Эйнштейн не чувствовал ни дискомфорта, ни одиночества». Но государство требовало, чтобы Альберта обучали в соответствии с его вероисповеданием. Поэтому родители пригласили дальнего родственника, с которым Альберт и изучал иудаизм. Биографы отмечают, что, не считая приступов ярости, Эйнштейн держал свои чувства в узде едва ли не крепче, чем его мать. Единственным выходом для его эмоций было музицирование. В молодости он бывал нервозен и подавлен и сам признавался, что у него было «немало заскоков» и имелись постоянные перепады настроения - от радостного до подавленного.
Макс Брод, известный тем, что не выполнил завещание Франца Кафки (не сжег не законченные Кафкой произведения), встречался с Эйнштейном в Праге, в доме Берты Фанты, которая интересовалась наукой и каждый четверг открывала двери своего дома «для пражских интеллектуалов, преимущественно евреев». В одной из своих новелл Брод наделил героя такими чертами, что все сразу же узнали Эйнштейна. Он описал ученого, для которого преданность науке служит линией обороны против «помрачений разума, вызванных чувствами».
«Знакомый Эйнштейна по Праге Макс Брод оставил нам его портрет, от которого мороз по коже дерет…»
Макс Брод, который часто аккомпанировал Эйнштейну,когда тот играл на скрипке в доме Берты Фанты, в образе Иоганна Кеплера вывел Эйнштейна. «В быту Кеплер был не слишком располагающим человеком, сам признавался, что «как собака боится мытья»… Брод изобразил ученого, всецело поглощенного своей работой… он напоминает героя баллады, который продал сердце дьяволу за пуленепробиваемую кольчугу… У этого человека не было сердца… Он был бесстрастен и не способен любить…» Главный герой новеллы бросает Кеплеру обвинение: «На самом деле вы служите не истине, а самому себе…»[2].
Выдающийся ученый в области физической химии Вальтер Нернст, прочитав новеллу, сказал Эйнштейну:
«Кеплер - это вы». Цитируя Макса Брода, биограф Эйнштейна Филипп Франк пишет, что Эйнштейн испытывал страх перед близостью с другим человеком и «из-за этой своей черты всегда был один, даже если находился среди студентов, коллег, друзей или в кругу семьи».
В конце сороковых - начале пятидесятых годов психологический тонус Эйнштейна снижался потерями близких. Еще одна интересная деталь: как-то так случилось, что на протяжении всей своей жизни его окружали психически неуравновешенные люди. Может быть, психическая неуравновешенность при длительном общении становится заразной?
Примеры: семья первой любви Эйнштейна - Мари Винтелер. Эмоциональность и эксцентричность Винтелеров граничили с психической нестабильностью, которой страдали некоторые члены семьи. Их сын Юлиус, вернувшись из Америки, впал в буйное помешательство, в 1906 году застрелил свою мать, мужа своей сестры Розы и покончил с собой. Мари провела последние годы жизни под присмотром психиатров. Биографы считают, что роман с Альбертом Эйнштейном сильно травмировал Мари, а трагедия 1906 года ухудшила ее нервное состояние. По некоторым данным, профессор Винтелер обвинял свою жену в привнесении по ее линии безумия в семью.
В дальнейшем по этому пути пошел и сам Эйнштейн, обвиняя Милеву Марич в душевной болезни их младшего сына. Эйнштейн в своих письмах отмечал странное поведение своего лучшего друга М. Бессо, приводя пример его чудовищной рассеянности. «Я часто думаю, что этот малый не в себе», - замечает Эйнштейн, упуская из виду, что ему самому свойственна не меньшая рассеянность, отмечают его биографы. И дальше: «Мелочность - неотъемлемая часть его характера, она служит причиной того, что он часто приходит в нервическое состояние из-за пустяков».
Мишель Бессо в двадцатых годах лечился у психиатров, когда утратил веру в свои профессиональные способности.
Несколько лет Эйнштейн общался с П. Эренфестом, жизнь которого закончилась трагически: в припадке отчаяния он застрелил своего умственно отсталого младшего сына, затем покончил с собой. Хотя непосредственная причина самоубийства Эренфеста была чисто личной, Эйнштейн написал: «Отказ прожить жизнь до естественного конца вследствие нестерпимых внутренних конфликтов - редкое сегодня событие среди людей со здоровой психикой; иное дело среди личностей возвышенных и в высшей степени возбудимых душевно. Такой внутренний конфликт привел к кончине и нашего друга Пауля Эренфеста…»
В свою очередь, Пауль Эренфест был любимым учеником и ассистентом Людвига Больцмана, который покончил жизнь самоубийством в 1906 году.
Одним из тех, кто принимал участие в бракоразводном процессе Эйнштейна, был его берлинский коллега Фриц Габер, жена которого Клара (первая из женщин, получившая докторскую степень в университете Бреслау) покончила с собой. Ей казалось недопустимым, что ее муж изобретал отравляющие газы, и когда он уехал на Восточный фронт, чтобы лично наблюдать за их применением, Клара свела счеты с жизнью.
Старшему сыну Эйнштейна Гансу Альберту было 12 лет, когда его мать Милева перенесла нервный срыв после того, как отец в 1916 году потребовал развода. Антагонизм между отцом и сыном не исчезал. Сестра Милевы Зорка Марич тоже страдала тяжелым психическим заболеванием.
Ганс Альберт был очень похож на своего отца, но он никогда ничего не рассказывал об отце, помимо профессиональных тем, говорил только о музыке. Один из его приятелей, который ходил с Гансом Альбертом на яхте, отмечал, что попутчику разрешалось повторить одну и ту же ошибку не более двух раз, после чего Ганс Альберт взрывался и обрушивал на провинившегося шквал негодования и упреков.