Шрифт:
Глава 1
Рада
Сглатываю – ужасно хочется пить.
Кто, черт побери, придумал приковывать к батареям?
Металлические наручники накаляются и обжигают мне запястье. Самое страшное, что отопление в этой квартире хорошее и с каждой минутой наручники раскаляются все больше и больше. Еще нет ожога, но уже очень неприятно. И неизвестно, сколько мне тут сидеть на полу, возле батареи. Губа саднит, облизываю ее и шиплю. Больно. Чувствую привкус собственной крови.
Мудак разбил
Пытаюсь игнорировать ожог, жажду и головную боль, дышу глубже, стараясь анализировать.
Я не знаю этих ублюдков – значит, это не личное. На мне серьги с бриллиантами и платиновые часы на руке стоимостью в пол-ляма – это явно не ограбление, уроды даже не заинтересовались побрякушками. Я не изнасилована, как на женщину на меня даже не взглянули.
Что вообще может быть нужно таким отморозкам?
Версия у меня только одна. Это либо месть моему папочке, либо похищение с целью шантажа. Меня, конечно, очень радует, что моего предка тряхнут и нагнут, но совсем не радует факт, что инструментом являюсь я. Еще один минус в большую копилку отрицательных качеств моего отца.
Ненавижу его!
Прислушиваюсь: за дверьми спальни, в которой я заперта, слышны голоса мужиков, которые меня сюда притащили. Пьяные голоса. Ждать, когда они отключатся, либо уснут, бесполезно, я все равно не сниму наручники. Мои карманы вывернуты, мне ничего не оставили, даже заколку с волос сорвали. Но…
Серьги!
Снимаю одной рукой сережку, выгибаю металл, начиная ковырять замок наручников. Я никогда этого не делала, даже не представляю, как они открываются, но и сидеть, покорно ждать своей участи тоже не могу.
Через полчаса выдыхаюсь – все бесполезно. Золото – мягкий металл и гнется, а когда сережка выпадает из руки и отлетает за пределы моей досягаемости, глаза наливаются слезами.
– Черт! – ругаюсь в голос. Откидываюсь головой на стену, дышу. Адреналина во мне столько, что, кажется, тело онемело. Не чувствую уже ни боли, ни страха. Прислушиваюсь и понимаю, что за стеной слышится шум телевизора. Это соседи! И они совсем рядом. Упираюсь ногой в стену и начинаю ее пинать, долго, монотонно колотить чёртову стену. Снимаю ботинок и барабаню по батарее, поднимая на уши весь этаж. Может, кто-нибудь вызовет полицию.
Я даже понимаю, что моя ошибка в том, что слышат это не только соседи, но и похитители. Но мне настолько плевать, что я пинаю стену и колочу по батарее с каким-то остервенением.
Дверь в спальню с грохотом открывается, один из мужиков врывается в комнату и первые секунды смотрит на меня с недоумением, вытянув свое мерзкое худощавое лицо. Не останавливаюсь, колочу по батарее, смотря ему в глаза. Да, я понимаю, что сейчас отхвачу и в лучшем случае будет просто больно, но моя истерика достигла апогея – мне все равно.
– Ты че, сука, творишь?! – рычит мудак и надвигается на меня. Разворачиваю ногу и пинаю мразь между ног.
Голова откидывается, бьюсь затылком о стену, когда получаю очередную хлёсткую пощёчину. Из без того разбитые
– Не умеешь сидеть тихо – я тебя заткну! – выплевывает мужик и наклоняется ко мне. Начинает тошнить от запаха спиртного из его поганого рта.
Соседи так и не вызвали полицию. Я добилась только того, что меня связали и закрыли рот скотчем. Ноги перемотаны, руки неудобно связаны. И теперь оба запястья касаются горячей батареи. И вроде бы заткнули только рот, дышать можно носом, но на панике мне не хватает кислорода. Дышу, как загнанная лошадь, морщась от боли.
Через час все стихает, не слышно ни голосов ублюдков за дверьми, ни шума соседского телевизора, за окном стихает даже шум дороги. Поздно уже. Тело затекает так, что сводит ступни судорогой. Корчусь от боли, воя. Слезы брызжут из глаз, выгибаюсь, пытаясь облегчить судорогу, и уже сама больно бьюсь головой о стену.
Мамочка…
Смелость и дерзость заканчиваются вместе с адреналином, и меня начинает трясти, как в лихорадке.
А ведь меня даже не ищут. Отец думает, что я спокойно сплю в своей комнате. Я не очень примерная дочь не очень хорошего отца. Я сбежала. Как делала это сотни раз до этого дня. Делала вид, что ухожу спать, а на самом деле покидала дом, перелезая через забор в соседский двор. Слишком строгие рамки вынуждают совершать запретные, необдуманные поступки. Я делала это намеренно, чтобы хоть на несколько часов обрести свободу и независимость от отца. В этот раз кара настигла и воздала мне сполна.
Нет, мой «папуля», конечно, поднимет тревогу, но только утром. А может, и к обеду. Я часто просыпаюсь только в полдень. И только богу известно, что со мной произойдёт за это время.
Еще через полчаса прикрываю глаза, пытаясь восстановить дыхание и игнорировать боль. Накатывают слабость и безысходность.
Распахиваю глаза, когда чувствую сквозняк, – в комнату проходит мужчина. Незнакомый. Его не было с похитителями, которые меня сюда притащили. В квартире тоже до нас никого не было, по крайней мере, я не видела. Впиваюсь в него взглядом, вжимаясь в стену. Высокий, широкоплечий, глаза темные, пронзительные, легкая щетина, грубые черты лица, в черной водолазке с закатанными рукавами, простых джинсах и черных кожаных перчатках. Он надвигается на меня, медленно крадется, словно хищник перед броском, словно пытается сделать это как можно тише.
Настороженно за ним наблюдаю. Трезвый взгляд хоть и чёрный, но ясный. Мужик садится рядом со мной на корточки, рассматривая. Дёргаюсь, когда в его руке появляется нож-бабочка.
Меня вот так убьют?
Просто так?
Не объяснив причину?
Почему не сделали это раньше?
Ждали палача?
Сглатываю, начиная отчаянно мычать и дергаться, когда нож оказывается возле моего лица. Мужчина качает головой и сжимает губы, отпуская нож. Вздрагиваю, когда его холодные пальцы прикасаются к моему, лицу. Замираю, кого мужчина убирает мои растрёпанные волосы, заправляя их за ухо, так подозрительно нежно, что по коже прокатывается холодок. Сердце бешено колотится, когда он наклоняется ко мне.