Антигерой
Шрифт:
Здесь нет ничего ценного!
Слышу шорохи во дворе, сердце обрывается.
Боже, почему это происходит со мной?
Из горла вырывается неконтролируемый вой. Зажимаю рот рукой и снова тихо пячусь назад. Чувствую себя героиней фильма ужасов. Тело в шоке, хриплю, как загнанная лошадь, и содрогаюсь от страха, прислушиваясь к каждому шороху. Они здесь, во дворе. Я загнала себя в ловушку. Выйду из-за дома – меня сразу заметят, спрятаться негде, позади огромный соседский забор. Даже при желании я на него не заберусь.
Мне некуда бежать…
Мамочки…
Слышу
Я уже понимаю, что меня поймают, зажмуриваю глаза и молю бога только о том, чтобы остаться живой.
Идиотка!
Дерзкая, смелая, наглая, самостоятельная.
Я же все могу, я справлюсь.
Справилась…
Дура.
Могла сейчас читать Бродского и пить кофе под пушистым пледом, молча, без вопросов – сдались они мне…
– А вот и наша девочка, – слышу приторный голос мудака, но глаза так и не открываю.
Все…
– Иди сюда, потаскушка, – уже агрессивно зовет меня. Не реагирую, вжимаясь в грязный, холодный угол. Мне кажется, я уже не чувствую ни рук, ни ног, то ли от холода, то ли от страха.
– Ааа! – вскрикиваю, когда меня резко хватают за волосы и тащат вперед. Я, в принципе, уже не сопротивляюсь, сил нет совсем, словно из меня выкачали всю энергетику…
Слабо помню, как меня запихали в машину среди белого дня, на родной улице, как связывали, что-то рычали. Все как в тумане. Я не сдалась. Нельзя сдаваться даже за секунду до смерти. У меня просто нет никаких физических сил сопротивляться. Словно у меня отобрали их вместе со свободой. Голоса все дальше и дальше, в глазах темнеет, тело ватное, мне почти хорошо…
Прихожу в себя, по-прежнему не чувствуя тела. В голове туман. Ничего не соображаю, внутри пустота. Понимаю одно – я лежу, по ощущениям, на кровати. Комнату освещает фонарь за окном. Первое, что я чувствую, – это дикий холод. Начинает трясти так, что зубы стучат. Коже холодно, а внутренности горят. Какой-то ненормальный жар разливается по телу.
Пытаюсь подняться, но ничего не выходит. Я словно парализованная, пытаюсь открыть рот, но тоже не получается. Я связана по рукам и ногам, как солдатик, и рот снова заклеен скотчем. Адреналин вбрасывается в кровь, придавая сил, дергаюсь, но все бесполезно. Расслабляюсь, напрягаю зрение. Я, черт побери, в той же комнате, только уже не прикованная к батарее, а на кровати. И если в прошлый раз меня спас мой антигерой, то что-то подсказывало: такого шанса больше не будет.
Мне плохо. Нет, это уже ни паника и страх. Мне реально физически плохо, очень плохо: тело ломит, горит и трясет одновременно, болит каждая частичка, я мокрая от пота, и очень хочется пить.
Бьюсь головой о матрас, на котором лежу, и тут же об этом жалею – голову простреливает болью. Вою закрытым ртом. Мне мучительно плохо, и скованность тела еще больше усугубляет ситуацию. Все, что я могу, – это мычать в скотч и плакать.
Я плачу даже не оттого, что меня снова похитили и связали, я плачу от болезненного состояния
Прислушиваюсь: за дверью негромкие голоса мужчин. Мрази.
Закрываю глаза, проваливаясь в полусон, в голове медленно плывет какой-то бред. Отец со своими нравоучениями и гиперопекой, мама, которая просит его отпустить меня к ней, бабушка, которая умерла лет пять назад, она что-то говорит, но я не слышу, больная, бледная, почти синяя… Проваливаюсь в темноту, словно падаю в пропасть. Лечу вниз на скорости и никак не могу разбиться о дно, которого нет.
Просыпаюсь от того, что меня кто-то трясет и бьёт по щекам. Пытаюсь сфокусировать взгляд, все плывет.
– Очнулась, – хрипит ублюдок, который тащил меня за волосы. – На, попей, а то загнёшься тут раньше времени.
Закрываю глаза, сил нет даже пить. Хотя очень хочется. Скотч с губ срывают, что приводит меня в себя. Очень больно, учитывая, что губы разбиты, но сил не осталось даже вскрикнуть.
– Пей! – мужик сует мне в лицо стакан с какой-то мутной жидкостью. Я в лежачем положении, со связанными руками. Как он это себе представляет? Да и не собираюсь я пить непонятную жидкость.
– Жук, ты дебил? – слышится еще один голос где-то слева, но у меня нет сил посмотреть, кто это. – Как она будет пить?
О, хоть кто-то здесь с интеллектом.
– Да блядь, я нянька, что ли? – психует второй. – Бегай за ней, вылавливай, теперь еще выхаживай.
– Се… – осекается один из похитителей. – Он сказал поставить ее на ноги до завтра, поэтому будем нянчиться.
Очень интересно, кто это «он», уже понятно, что эти – просто шавки.
Меня хватают за блузку, которая трещит по швам от захвата, и припирают к спинке кровати. Сидеть тяжело, тело болит, ноги настолько затекли, что я их не чувствую. Голова такая тяжёлая, что невозможно держать ее ровно. Мужик снова пихает мне стакан, тыча его в губы.
– Открой рот и пей!
Не реагирую.
– Это лекарство, легче станет, – снова тычет мне в губы стаканом.
– Заливай, Жук, раз по-хорошему не хочет! – командует второй, но в процессе не участвует. Ну правильно, кто умнее, тот и главный.
На мое лицо ложится огромная вонючая ладонь и перекрывает мне кислород, зажимая нос. Открываю рот, чтобы глотнуть воздуха, и в горло заливается сладко-горькая жидкость. Давлюсь, закашливаясь, легкие почему-то горят, а все, что всё-таки попадает, выплевываю в лицо ублюдку.
– Вот блядина! – снова получаю по лицу, голова отшатывается, щека горит.
– Да мать твою, Жук, отойди от нее! – психует второй. – Задача была поднять ее на ноги, а не добить.
– А я не санитар, – агрессивно выплевывает мудак и отходит от меня. – Врач нужен, пусть обколют ее.
– Где я, мать твою, найду врача, не скорую же вызывать.
Мужчины выходят, запирая дверь, а я пытаюсь сползти в лежачее положение и снова проваливаюсь в темную пропасть, продолжая полет на дно.