Антигеймер
Шрифт:
— И там?
— Нормально вышло… Преуспел. Удачно вклеился в правильную питерскую конторку — чего и хотел. Чтобы никакой производственной жести, и уже через пару лет купить однушку. Начал писать диссер, сертификации международные получать, в Германию на обучение съездил, в Англию. В Питере вроде бы всё нравилось, культурная столица там, выпендривание это наивное… Однако друзья в уши дули другое: здесь ты реализоваться не сможешь, надо ехать в Москву!
— Понятно.
Уже вечер…
Заходящее солнце, заваливаясь за горизонт, напоследок протянуло луч глубже, и розовый свет вспыхнул и растворился на дальней стене комнаты, уставленной хорошей мебелью, закрытыми картонными коробками и свёртками,
— И поехал! Начал всё заново, правда, у меня уже были рекомендации, история, конкретные дела.
— Зацепился?
— Всеми когтями, как бойцовый кот! И там однушку купил! Только вот известный императив уже работал в полную мощность. Диалектика, знаете ли: когда кони сытые, они бьют копытами… И каждый раз из этической форточки, которая есть у любого человека, сквозило оправдание бегству, будто я заранее был в чём-то виноват. Это бесило! А я же ни в чём не виноват, лишь справедливо говорил, что предки сами замутили миграционную кашу, вдалбливая в детские умы установки на «успешность», «эффективность» и «конкурентность». В компанейской тематике разговоров молодежи, в тусняках, глянцевых и медиативистских изданиях, ток-шоу и книгах устойчиво обосновались слова «гламур», «клуб», «свет»… Бизнес-установки лежали в слове «карьера». И ни в чём больше! Не получается? Это не я виноват, а среда! Не может Питер меня переварить, слабенький городок, Москву подавай! Во как! Именно там я реализуюсь и стану успешным.
— Надолго? — понял я.
— Хватило на четыре года. Потом всё затрахало, даже спать не мог. Мне, удальцу, теперь и Москва не подходила. Не понимал я, что это уже болезнь. Казалось: вот уеду за границу, и всё, там душа устаканится, синяя птица угодит в кастрюльку. Рашка мешала самим фактом своего существования! Москва очень быстро ставит потолок… Сначала ты долбишься, потом понимаешь: хрен, это действительно потолок. Хоть тресни! Опять психовал — не ценят меня тут, что за гадская страна такая?!
— Много таких знал, — авторитетно заявил Димон.
А я подумал — ты сам не таким ли был? А я? Сколько раз о подобном мечталось-психовалось, благо повод всегда можно найти, стоит лишь СМИ почитать да посмотреть, по соцсетям потусить. Сплошное нытьё! Коррупция, мол, беспредел, враньё, застой… Надо рвать туда, где для тебя уже всё приготовили.
Бастер продолжил:
— Тем временем умер отец. Мужик поступил честно, накинул наследства всем детям, да и мамке тоже. Кто как, а я сразу маханул в Грецию. Домик купил у моря. А Греция — что есть такое? Правильно, почти Россия, и за деньги там можно всё сделать быстро и без хлопот. Стал резидентом, и вот уже весь Евросоюз передо мной!
— Шикарно! — выдохнул коллега.
— Не понимал я, что, став рабом императива, могу всю жизнь так и провести в блужданиях, надеясь на старость… «Надо валить из Пырловки в райцентр!», «Валим в Питер, а оттуда в Москву!», «Москва — помойка, пора валить из этой страны в Лос-Анджелес!» Кстати, и из Лос-Анджелеса многие хотят свалить, но об этом позже… Свои конторы не создавал, предпочитая работать у других. Учился, подтягивал квалификацию. Самой Греции так и не увидел, не до того было, я воспринимал страну как промежуточный этап.
Во где гонка! А ведь я не раз слышал такие истории!
— Диаметральная противоположность моему опыту, — заметил Димон.
Бастер не понял, нахмурил брови.
— Суржиков. Дмитрий. Автостопщик.
Хозяин нахмурился ещё сильней.
— Суржиков, Суржиков… Что-то вроде помню… Не важно. Итак, беготня. Но даже не об этом феномене хочется сейчас поговорить. Молодые люди уезжали из села в город всегда, во все времена. Не все могли, но многие хотели, это нормально. Вот только раньше они статей не писали и не оправдывались…
Теперь мне стало действительно интересно.
— Изменились условия молодого убегания, — предположил я. — Если раньше решение поступить в МИФИ или МАИ требовало взвешенной самооценки и родительских споров относительно одарённости ребенка, то теперь столичный вуз — лишь товар, требующий только денег. А они найдутся у родителей, куда они денутся… Бабло пришло на смену трезвой оценке своих способностей.
Бастер посмотрел на меня с уважением и сказал:
— По третьей! Дмитрий, глянь на улицу, будь добр.
Напарник подошёл к левому окну и прямо через камеру прострелял прилегающее пространство. А что, удобно.
— Чисто.
Я торопливо продолжил, тоже ведь думал…
— Если раньше надо было быть готовыми к тому, что пять лет придётся жить в общаге, то теперь можно покупать или снимать жилье в столице, железно мотивируя многолетнюю долговую кабалу родителей, если те не богачи. Обучаться и жить в столицах очень дорого. И повседневность там не копеечная, и тусовки круче. Если раньше выпускник чётко понимал, что после выпуска будет ему горестное распределение — в Улан-Удэ или какую-либо Тынду, то теперь перспектива получения отличной работы требует заранее найденной связи, взятки или нарядной беготни после бала. Решить можно всё, но это опять деньги. А родакам тяжко жить в финансовых муках, вот дитя и поёт им про ужасы города или страны! Папа, мама, не губите! Отпустите! И снабдите…
— Приятно общаться! — заметил хозяин, поднимая порцию. — Дети отлично понимают вес ярма, которое они собираются навесить на предков, обрекая многих из них остаток дней прожить в финансовых муках, и оправдываются заранее. А ну как не склеится? Карьера рухнет на старте, вальяжная работа в Останкино не подвернётся, двери Газпрома закроются перед носом… Из сотни приезжающих в Москву лишь двое преуспевают! Остальных столица превращает в муку, в лучшем случае — в офисный планктон. Между прочим, многие дети искренне собираются быть гениями. Рассчитывают схватить судьбу за хвост, оказаться возле рычагов от жизни и успеть дёрнуть за них. Детская вера в себя, которой всегда завидуешь и любуешься, рациональна лишь до начала пубертатного периода, пока гормональные вихри ещё не затмевают высокопроизводительный ребячий мозг… Способность анализировать трезво возвращается, но много позже, иногда слишком поздно. Они идут на риск. Через какое-то время ты просишь уже не просто шанс, а гипершанс! Вот что изменилось… И никто не хочет понимать, что для успеха надо предложить себя, творческого, активного, действительно гениального — хочет ли молодняк это осознавать? Да фиг! Неужели кто-то думает, что бесправные толпы рядовой столичной обслуги мечтали именно о такой жалкой доле? Какие там поездки за границу, какие карьеры… Уехали, а далее что? А ничего звёздного. Обыденно всё, как и везде — пахота, остановка, магазин, дом. Только в Новокосино, если очень повезет… Лишь больше времени жизни стало уходить на дорогу. Высокая зарплата быстро высасывается опытными столичными хитрецами. И никакой романтики весенней пыльцы — смог, пахота и житейскость. Ты записываешь?
— А как же… Нет качественного прорыва в мечтах.
— Слушай, зачем я интервью даю, скажи? И сам всё знаешь! — рассмеялся Бастер.
— Надо валить на окружающую среду, убеждая себя и друзей, что в краях оных будет существенно лучше.
— И опять в девятку! Ты в футбол играл? Скоро Греция мне окончательно разонравилась. Вольные люди, неспешные, не понимают меня… Куда теперь рвануть? Конечно, на север, в Германию! Ну и поехал.
Я качнул головой. Вот же побросало человека!