Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса
Шрифт:
Мы знаем, что во многих случаях диабет можно вылечить, посадив больных на очень жесткую диету, чтобы они почти что голодали, и тем самым встряхнув их организм. На деле этот механизм эвристически известен с давних пор, и в Сибири есть институты и санатории, где лечат голоданием.
Доказано, что многие люди становятся здоровее, когда перестают употреблять пищу, которой не было в местах обитания их предков: сахара и другие углеводы в неестественном виде, продукты из пшеницы (особенно они противопоказаны при глютеновой болезни, хотя эта сравнительно новая добавка к рациону человека так или иначе негативно сказывается на здоровье почти каждого из нас), коровье молоко и продукты из него (у людей неевропейского происхождения организм может не переносить лактозу), прохладительные напитки (диетические и обыкновенные), вино (для тех, чьи предки жили в Азии и не привыкли к нему), витамины в таблетках, пищевые добавки. Тот же эффект наблюдается при отказе от семейных врачей, таблеток от головной боли и иных болеутоляющих средств. Зависимость
Если говорить обо мне, я не ем фруктов, которые не росли в древности в Восточном Средиземноморье («я» здесь означает, что я не путаю себя с остальным человечеством). Я избегаю фруктов, у которых нет древнегреческого или древнееврейского названия, такие как манго, папайя и даже апельсины. В конце эпохи Средних веков апельсины заменяли сладости, однако древнее Средиземноморье их не знало. Судя по всему, португальцы наткнулись на апельсин в Гоа или где-то поблизости и стали выращивать все более и более сладкие фрукты, действуя как современная кондитерская фабрика. Даже на яблоки, которые продаются в магазинах, следует смотреть с подозрением: в древности яблоки не были сладкими, это потом производители фруктов получили более сладкие сорта. Горные яблоки моего детства были кислыми, твердыми и очень маленькими – не то что сияющие яблочные россыпи, с которыми, как утверждает американская реклама, и врачей не нужно.
Что до жидкости, я взял за правило пить только то, что пили тысячу лет назад, – время доказало, что эти жидкости пригодны к употреблению. Я пью только вино, воду и кофе. Никаких прохладительных напитков. Вероятно, самый вредный напиток ныне – это апельсиновый сок, который ни в чем не повинных людей заставляют пить за завтраком, убеждая их с помощью маркетинговых приемов, что сок «полезен для здоровья». (Во-первых, наши предки ели несладкие апельсины, во-вторых, они никогда не поглощали углеводы без клетчатки в огромных количествах. Съесть апельсин или яблоко с точки зрения биологии – не то же самое, что выпить апельсиновый или яблочный сок.) Исходя из подобных примеров, я выработал следующее правило: то, что называют «полезным для здоровья», обычно ему вредит, так же, как «социальные» сети по сути асоциальны, а экономика, базирующаяся на «знании», попросту невежественна.
Я добавил бы также, что, по моему опыту, здоровье весьма существенно улучшается, когда избавляешься от агрессивных раздражителей: утренних газет (упоминание хрупкоделов-журналистов Томаса Фридмана и Пола Кругмана способно вызвать у меня вспышку гнева), босса, ежедневной поездки на работу, кондиционеров (но не отопления), телевизора, электронных писем от режиссеров-документалистов, экономических прогнозов, биржевых новостей, «силовых» тренажеров и многого другого [120] .
120
Пример отсутствия эмпирического знания о том, как использовать «доказательство»: на страницах The New York Times Magazine врач, прекративший есть сахар из-за его потенциального вреда для организма, извинялся за то, что этот вред «не доказан». Вот он, лучший тест на эмпирическое знание: кто и что, по мнению врача, должен был доказывать?
Ятрогения денег
Чтобы понять, как лишают себя антихрупкости те, кто хочет разбогатеть, достаточно посмотреть на строительных рабочих: простой гамбургер радует их больше, чем обед в трехзвездочном мишленовском ресторане радует бизнесмена. Физическая нагрузка делает еду вкуснее. Римляне относились к богатству неоднозначно: все то, что «размягчает» или «успокаивает», они считали неподобающим. Слухи о декадентствующем Риме несколько преувеличены (истории нравятся сенсации), между тем римляне не любили комфорт и осознавали его побочные эффекты. То же относится к семитским народам, разделившимся на племена пустыни и обитателей городов, причем горожане передают ностальгию по своим корням и изначальной культуре из поколения в поколение. Культура пустыни – это поэзия, рыцарство, созерцание, суровость и умеренность, противостоящие городскому комфорту, который ассоциируется с физическим и моральным упадком, пустопорожней болтовней и декадансом. Горожанин отправляется в пустыню, чтобы очиститься: Иисус Христос провел в Иудейской пустыне сорок дней, а апостол Марк ушел в египетскую пустыню, заложив тем самым аскетическую традицию. В какой-то момент Левант охватила своего рода эпидемия монашества – возможно, на ее пике святой Симеон сорок лет провел на столпе в Северной Сирии. Арабы сохранили эту традицию, они отказывались от богатств и уходили в тихие, заброшенные, пустые места. И, конечно, они всегда постились, к чему мы еще вернемся.
Медицинская ятрогения обусловлена богатством и усложнением, а не бедностью и безыскусностью, и, конечно, это продукт частичного знания, а не невежества. Потому идея отказаться от накопленного и уйти в пустыню – это мощная субтрактивная стратегия в духе via negativa. Немногие понимают, что богатство обладает собственной ятрогенией – и что если отделить человека от денег, его жизнь станет проще, а здоровье – лучше ввиду позитивных стрессоров. Так что бедность не лишена плюсов, если практиковать ее правильно. Современная цивилизация дала нам много всего, в частности законодательство и неотложную хирургию. Но представьте себе, насколько улучшилась бы жизнь, избавься мы, как рекомендует via negativa, от лишнего: никаких жалюзи, солнцезащитных очков для карих глаз, кондиционеров, апельсинового сока (только вода), гладких поверхностей, лимонадов, навороченных таблеток, громкой музыки, лифтов, соковыжималок… На этом я остановлюсь.
Когда я смотрю на своего друга, крестного отца «пещерного» стиля жизни Артура де Вейни, который в семьдесят лет может похвастать здоровьем, каким не обладают и многие люди на тридцать лет моложе, и сравниваю его с миллиардерами вроде Руперта Мёрдока или Уоррена Баффета (с фигурами, похожими на груши), у меня всегда появляется одна и та же мысль. Если настоящее богатство – это спокойный сон, чистая совесть, взаимная признательность, отсутствие зависти, хороший аппетит, крепкие мышцы, физическая энергия, здоровый смех, обеды с друзьями, никаких спортзалов и конференц-залов, физический труд (или хобби), хорошая перистальтика, а также регулярные неожиданности, значит, истинное богатство субтрактивно (из него убрана всякая ятрогения).
Религия и наивное вмешательство
У религии есть незримые цели помимо тех, о которых талдычат понимающие буквально все ученые и псевдоученые, и одна из этих целей – защитить нас от учености, то есть от этих самых людей. Из корпуса надписей (на могилах) мы можем заключить, что многие строили фонтаны или даже храмы, посвященные любимым богам, после того, как эти боги преуспели там, где потерпели неудачу врачи. Мы нечасто осознаем пользу от религии, между тем она ограничивает нашу склонность к вмешательству и ятрогению: сплошь и рядом, если ваше недомогание не столь значительно, все то, что удаляет вас от врачей и позволяет вам ничего не делать (а значит, дает природе сделать свою работу), идет вам на пользу. Потому пойти в церковь (или храм Аполлона) в ряде случаев (когда речь идет о легком дискомфорте, а не о ране или травме, полученной в автомобильной аварии; повторю – имеются в виду ситуации, в которых риск ятрогении превышает отдачу от лечения, то есть случаи с негативной выпуклостью) весьма полезно. В храмах можно найти множество надписей типа «Аполлон спас меня, врачи пытались убить меня»; такие пациенты, как правило, завещали свое имущество храму.
Судя по всему, в глубине души каждый человек знает, когда следует искать утешения в религии – и когда надо переключиться на науку [121] .
По средам я буду веганом
Бывает, что перед конференциями организаторы присылают письмо с вопросом, есть ли у меня диетические ограничения. Кое-кто спрашивает об этом за полгода до события. В прошлом я обычно отвечал, что избегаю употреблять в пищу кошек, собак, крыс и людей (особенно экономистов). Сегодня по итогам личной эволюции я должен знать, на какой именно день приходится банкет, чтобы понимать, буду я веганом – или же присоединюсь к пожирателям чудовищно толстых стейков. Как я это узнаю? Очень просто: смотрю в греческий православный календарь и узнаю, постятся в этот день или нет. Обожающие четкие классификации устроители современных бизнес-конференций, как правило, наивные парни, сильно смущаются, потому что не могут отнести меня ни к приверженцам «диеты каменного века», ни к «веганам». (Первые – это мясоеды, которые стараются придерживаться древнего высокомясного рациона охотников-собирателей; вторые – те, кто не ест мяса и отказывается даже от сливочного масла.) Далее мы увидим, почему наивные рационалисты, ставящие либо на «диету каменного века», либо на веганство, совершают ошибку (если только они не делают это по причинам религиозного или духовного характера).
121
Я стараюсь избегать споров об эффекте плацебо; я говорю о нелинейности, а плацебо с этой темой никак не соотносится.
Я верю в эвристику религии и слепо следую ее правилам (будучи православным христианином, я могу иногда мухлевать – это часть игры). Среди прочего роль религии заключается в том, чтобы приручить ятрогению пресыщения: пост уравнивает всех, невзирая на заслуги. Но есть тут и более тонкие аспекты.
Эффекты выпуклости и беспорядочное питание
На примере с аппаратом искусственного дыхания мы уяснили практическое следствие из неравенства Йенсена: в некоторых областях у нерегулярности есть преимущества, а у регулярности – недостатки. Там, где применимо неравенство Йенсена, нерегулярность может стать лекарством.