Антик с гвоздикой

Мельникова Ирина Александровна

Графиня ничего не ответила, но подошла к цветам и провела пальцем по лепесткам. Затем подняла взгляд на сестру. Лицо ее осунулось за эту ночь до неузнаваемости: синие круги под глазами, бледная кожа… Она покачала головой и печально усмехнулась.

— Я не верю, что он проделал это из добрых побуждений! Князь — хитрый и коварный негодяй. С сегодняшнего дня я велю расставить сторожей вдоль ограды и выпускать на ночь собак. Посмотрим, решится ли он вновь на подобные мерзости! — Она оттолкнула от себя цветы, и кувшин точно свалился бы на пол, если бы Ксения не успела подхватить

его на руки.

Она так и застыла, прижимая букет к себе.

А графиня ходила взад и вперед по комнате, отмечая каждое свое слово энергичным взмахом руки.

— Все цветы немедленно выбросить в выгребную яму! Пусть князь не думает, что сумел смутить меня своим поступком. Наверняка в доме имеются шпионы, которые тотчас донесут ему об этом. — Она очень выразительно посмотрела на Ксению. И хотя сердце той буквально провалилось в пятки, девушка мужественно выдержала этот взгляд. — К завтраку я не выйду, — продолжала вешать ее сестра, — но после обеда хочу побывать возле дороги. Знаешь ли, — она криво усмехнулась, — Тимша все-таки поменяла свое русло, и мне хотелось бы убедиться, каково теперь Караваеву! — Она рассмеялась, но этот смех окончательно напугал Ксению. На мгновение ей и впрямь показалось, что сестра сходит с ума.

Девушка нервно переступила ногами и облизала пересохшие губы. Наталья, казалось, почувствовала ее смятение и смерила сестру долгим взглядом.

— Ладно, иди, — приказала она строго, — но не забудь захватить цветы. И вели приготовить ванну, я падаю с ног от усталости.

Графиня поднесла руку к глазам. Лицо ее приняло прямо-таки мученическое выражение. Заметив, что сестра замешкалась, она произнесла уже более мягко:

— Иди, иди, Ксюша! Проследи, чтобы никто не беспокоил меня до обеда. Да, — она едва заметно улыбнулась, — поезжайте с Павликом на прогулку. Все меньше гомону будет в доме. — Она подошла к окну и задернула шторы.

Ксения в этот момент опустила кувшин на пол и шмыгнула за дверь. Она почти бежала по коридору, боясь услышать гневный окрик сестры. Ведь она опять ослушалась Наташу, не забрала цветы. Но Наталья так и не позвала ее. А когда Марфуша в сопровождении двух дюжих лакеев, несущих котел горячей воды для ванны, постучала в дверь спальни, им никто не ответил. Горничная толкнула створку и в образовавшуюся щель увидела, что графиня уже спит прямо поверх покрывала, не сняв даже костюма для верховой езды. Правда, она успела скинуть сапоги. А кувшин с розами снова красовался у нее в изголовье…

— Все, все пропало! — с этими криками Василий Ефимович Караваев ворвался в столовую, где князь Панюшев и Аркадий Дроздовский заканчивали свой поздний завтрак. Воздев в трагическом жесте руки к небу, сосед упал на стул и некоторое время, точно февральский налим в проруби, судорожно хватал воздух открытым ртом.

— Что случилось? — спросил князь. — Пожар? Наводнение? Разбойники напали?

Караваев не заметил явной иронии в его словах. Он попытался втянуть в себя новую порцию воздуха, в горле у него хрюкнуло, как у заправского поросенка. Василий Ефимович стушевался, отчего его вечно

красное лицо побагровело так сильно, что Аркадий даже испугался, что соседа сейчас хватит удар.

— Вы не поверите… вы не поверите, Григорий Александрович, — лицо Караваева страдальчески сморщилось, — эта негодяйка… эта мерзавка… — Он прижал ладонь к сердцу. — Она все-таки отомстила мне, вы только подумайте, она мне отомстила!

Он произнес последние слова с патетическими нотками в голосе. И князь, который не переносил фальши, поморщился.

— Как я понимаю, — произнес он довольно сухо, — графиня не простила вам шалостей с дорогой? Но что там можно было придумать, я просто ума не приложу?

Караваев, как рассерженный индюк, запыхтел от негодования и, расстегнув верхние пуговицы на сюртуке, повертел головой, освобождаясь от удушья.

— Сегодня ночью ее люди отвели воды Тимши с моих земель, — пояснил он ворчливо, — в прудах осталась вода, но через пару недель, самое большее через месяц они пересохнут. А у меня стада гусей, утки на гнездах… — Он схватился за голову. — Я разорен, несомненно, разорен…

— Успокойтесь! — прервал его стоны Аркадий. — Соберитесь, наконец, с духом и объясните, что произошло на самом деле.

Караваев принялся объяснять, но Григорий почти не слушал его. Ему все стало понятно и с обозом, и с ночными бдениями графини, и с ее последующим отъездом, который позволил ему проникнуть в ее спальню…

Он едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Ну и бестия, однако, эта графиня, истинная разбойница!

Князь вспомнил, как под утро возвращался домой, грязный, промокший, продрогший… И все торопил, торопил своего Мулата, мечтая лишь о бокале хорошего вина и приличных размеров бифштексе. А после — в постель, и чтоб никто часов этак шесть не тревожил его… Но Мулат вдруг остановился, захрапел и попятился назад.

Князь свесился с седла, чтобы рассмотреть то, что напугало его коня. В густом молоке тумана мало что можно было разглядеть. Но только не грязный поток, который преградил им путь в том месте, которое несколько часов назад они миновали без всяких осложнений. Тогда Григорию показалось, что они просто заплутали в тумане и отклонились в сторону. Но теперь он понял, что ошибся. Этот бурный поток и был рекой Тимшей, устремившейся в родное русло по воле его разлюбезной соседки.

— Кажется, мы недооценили графиню, — сказал он, вклинившись в разговор и прервав жалобы соседа на полуслове, — она оказалась умнее и мигом уложила вас на лопатки, Василий Ефимович. И гораздо быстрее, чем вы того ожидали.

Караваев поморщился и развел руками, а Григорий Панюшев усмехнулся и спросил:

— Вы уже подумали, как достойно и без особых потерь отступить?

— Отступить? Без потерь? — поперхнулся тот от неожиданности. — Право… — Он покачал головой и признался: — Честно сказать, я понятия не имею, как определиться с этим делом. Тимша всегда текла по землям Изместьевых, и то, что она вернулась в свое русло… Я точно знаю, это все штучки графини, но ее крестьяне копались на ее же землях. Право, не в моих силах что-либо изменить.