Антикиллер-5. За своего…
Шрифт:
Лопух пришел первым, в начале седьмого утра. Голова перевязана бинтом, который уже успел запачкаться, под глазами проступили темные полукружья. Уселся на бетонное основание забора, закрыв глаза, кутался в курточку и дрожал. Ночь он провел без сна, но и теперь уснуть не получалось. Голова болела, хмель бродил внутри, тяжелый, мутный, тревожный.
– Парень, тебя что, побили? Ограбили?
Девушка с овчаркой – возникли ниоткуда. Стоят, смотрят. Как во сне.
– А? Не-е… Ничего…
На самом деле Лопух
А потом появились Берц с Гвоздем. Посмотрели на опухшую рожу Лопуха, на перевязанную голову.
– Твои старики видели? – спросил Гвоздь.
Лопух кивнул.
– Мать видела, вот перебинтовала. Сказал – хулиганы напали. А пахан спал. Да им все равно пох… Мы и не общаемся почти…
Пацаны тоже сели. Молча. Три серых сгорбленных столбика в утреннем тумане. Кто-то закурил, выругался и тут же отшвырнул сигарету. Они походили на детей, заблудившихся в «Комнате ужасов», где вместо пластиковых Дракул и Франкенштейнов обнаружили живых, настоящих чудовищ… Или это им только померещилось?
– Думаю, недельку надо где-то пересидеть, – первым нарушил тишину Гвоздь.
Лопух глубже втянул голову в ворот своей курточки.
– Я вот думаю вообще к бабке в Оренбург. Насовсем, – он шмыгнул носом. – Мои только рады будут.
Слова эти уже несколько часов жили в его голове, пустили там корни и густую крону, образовав целую биосферу, целый параллельный мир. А сейчас, прозвучав в холодном утреннем воздухе, показались какими-то мертвыми, глупыми. До Оренбурга этого пилить и пилить, а с бабкой уже сто лет никто не общался, может, померла давно… Бомжевать там, что ли? Да и что это даст? Захотят найти его, так найдут хоть в Петропавловске…
– Не ссыте, все будет нормально! – хрипло проговорил Берц. – Нас никто не опознает! Мы ведь в мешках были!
– С Лопуха мешок содрали, – сказал Гвоздь. – Тот мужик в толчке…
Лопух возразил:
– Да ничего с меня не содрали…
Но как-то вяло. Остальные ждали, что он чем-то подкрепит свое утверждение или хотя бы просто скажет: «Да я отлично помню, вы что! Мешок все время был на мне!» Но так ничего и не дождались. Лопух замолчал.
– Там все бухие были, – сказал Берц. – Не запомнили…
Гвоздь повторил:
– Пересидеть надо. Свалить на время.
– Бляха муха!.. – тихо простонал Лопух.
Гвоздь:
– Ладно, пусть Лопух был в мешке. Предположим. Но нас ведь могут опознать по голосам, так? Все же орали, как павианы!
– Я не орал, – быстро вставил Лопух.
Берц:
– Говно. Нас никто на диктофон не записывал…
Гвоздь:
– По отпечаткам найдут. Мы ведь без перчаток были.
Берц:
– Какие отпечатки? Я только за «лопатники» хватался. А «лопатники» все у нас.
«Лопатники». И тут все вдруг
– Бабло у тебя? – спросил Гвоздь.
– У меня.
Берц полез во внутренний карман, достал оттуда толстую пачку купюр, сложенных вдвое и перетянутых резинкой.
– Вот… Часы и мобильники в ведро сложил, заныкал на чердаке. Потом можно толкнуть по одному…
– Сколько здесь?
– Тысяч сорок… Что-то около того.
Гвоздь посмотрел на пачку, на Берца. Он надеялся, будет больше. Из-за сорока тысяч, может, и не стоило рисковать.
– И это всё? – спросил на всякий случай.
Берц обиженно насупился.
– Ты что, блить, подозреваешь, что я общие деньги заныкал? Хочешь проверить? На, блить, обыщи!
Гвоздь махнул рукой. Сил не было ни на споры, ни даже на то, чтобы всерьез расстроиться.
– Что-то у Ниндзи, возможно, – предположил Лопух. – Сумка-то ведь его…
– А где Ниндзя?
– Трубку не поднял, – сказал Берц. – Спит, наверное.
Они опять замолчали. Берц принялся пересчитывать деньги – а вдруг ошибся?
– Сваливать надо, пока не загребли, – в который раз озвучил Гвоздь. – Причем всем вместе. Если одного из нас менты выцепят, всем остальным тоже хана.
– Куда сваливать? – с тоской протянул Лопух.
– Можно в Кабарду автостопом… Или в Осетию. Там в ауле каком-нибудь пересидеть… На сорок тысяч в этой глуши хоть целый год прожить можно.
– Ну представь: вот мы вчетвером вдруг куда-то пропали, уехали. Учебу бросили, работу, все такое… Менты ж сразу просекут, что это неспроста. Прикинут: ага, бар подняли четверо, и тут четверо куда-то смылись. Значит, они самые и есть…
– Сорок две четыреста, – сказал Берц.
– Чего? – не сразу понял Гвоздь. – А-а… Вот, блин!
– Главное, пацаны, не признаваться. Я – не я, и хата не моя! – сказал Берц, изображая бывалого преступника. – И ни фига они не докажут! Сейчас многие так отмазываются…
Лопух и Гвоздь с сомнением переглянулись.
– Хватит ссать! Давай пива возьмем, раз бабки есть, – Берц похлопал пачкой себя по колену.
– Ну, давай, – без особого энтузиазма отозвался Гвоздь. Лопух молча кивнул.
Труднее всего было добрести через бесконечный сквер до закрытого гастронома, выждать несколько томительных минут перед стеклянной дверью в очереди таких же страждущих грешников.
А потом двери открылись и их всех впустили. И все упростилось, как в школьном примере, где жуткую развесистую дробь обкорнали до одной-единственной цифирки.