Антиквар
Шрифт:
Равиль смотрел в пол, хмуря лоб.
— Крепко допекло? — спросил он, не поднимая глаз.
— Да не то чтобы очень, — сказал Смолин. — Но очень важно знать. Ты только кивни, я сам всё пойму, я вроде умный… Майор Летягин — оборотень позорный, который за бабки со стороны заказ возьмёт и не поморщится… А?
После долгого унылого молчания Равиль, по-прежнему не поднимая глаз, наконец кивнул.
Никакой особенной радости Смолин не почувствовал — скорее уж некое угрюмое торжество.
— Всё сходится, — сказал он устало. — Я, в принципе, так и предполагал…
То, что его подозрения подтвердились, никаких загадок не вскрывало, наоборот, ставило новые вопросы. Как там выражался Ван Дамм в великолепном «Патруле времени»?
Равиль сказал с деланной небрежностью:
— У меня частных сыскарей нет — исключительно охраной пробавляемся. Тебе б, если что, надо в «Шерлок», там Дашка Рыжая, они как раз и специализируются…
— Да нет, — сказал Смолин. — Зря ты подумал, не нужны мне пока что никакие сыскари. И даже твоё охранное без надобности. Знаешь, что мне от тебя нужно? Нужен мне от тебя правильный мент, крайне желательно — в ГОВД Дивного… Вроде тебя в молодости. Чтобы не пугался важных шишек и не вёл дело спустя рукава. Должны же ещё такие менты оставаться, а?
— Ну, с важными по-настоящему связываться себе дороже, это уж всегда было…
— Да нет, я, пожалуй, неточно сформулировал, — сказал Смолин, подумав. — Никаких особенно важных шишек тут, пожалуй, не будет. Просто-напросто повязанных могут начать вытаскивать… а в таких случаях иные не хотят связываться и рукой машут. Так вот, мне б такого, чтобы не махнул…
— Ты что, узнал про диверсантов, которые под плотину бомбу заложить хотят?
— Типун тебе на язык, — отмахнулся Смолин. — Не искал бы я в таком случае мента, ни правильного, ни оборотня… Дело такое… — он помолчал, потом махнул рукой: — А, ладно… Давай в открытую. В Дивном есть бабуля — божий одуванчик, вдова художника Бедрыгина. Слышал про такого?
— Обижаешь. Я как-никак шантарский…
— У бабульки осталось его картин на бешеные деньги, — сказал Смолин решительно. — Вокруг неё началась нехорошая возня. Очень нехорошая, Равиль. Боюсь ошибиться, но, похоже, в деле есть уже жмурик… Да и в отношении меня буквально вчера пытались совершить антиобщественный поступок, под УК подпадающий влегкую… В общем, есть серьёзные опасения, что старушку могут тряхануть — и хорошо, если ограничится тряпкой со снотворным в физиономию… впрочем, для неё и это может оказаться чересчур. Я даже худшего боюсь… Я так и не вычислил, что это за кодла, но ничуть не похожи они на гуманистов, ох, не похожи. Я там пытаюсь кое-что предпринять, но что мы можем, посторонние штатские граждане? Мне бы правильного мента, на которого можно положиться… Чтобы в случае чего подъехал с ребятами и положил всех мордой в асфальт, а потом поспрошал на совесть, — он усмехнулся. — Цинично выражаясь, дело чистое, и на нём любой мент может очень неплохой моральный капиталец сколотить…
— Ага, — произнёс Равиль после недолгого молчания. — А тебе, значит, у бабульки картины выцыганить не удалось? И когда на горизонте появились другие охотнички, решил исполнить гражданский долг?
— Ты всё-таки хороший мент… — сказал Смолин, бледно улыбаясь. — Я, разумеется, пытался, и у меня не вышло… Только есть некоторые весьма существенные нюансы, старина. Я у неё картины пытался именно что выцыганить. И будь уверен: не за копейки, я бы ей честно отдал денежки, а мне хватило бы обычного процента. А сейчас возле старушки, зуб даю, маячат классические отморозки и беспредельщики… Равиль, я не ангел, я обычный антикварщик со всеми отсюда вытекающими — ну, ты ещё в советские времена был в теме, что тебе объяснять… Но так уж исторически сложилось, что у меня есть принципы. Немножко, но есть. А у других принципов нет вообще. Улавливаешь нюансы?
— Пожалуй что…
— Вот и ладушки, — сказал Смолин. — Во всём должны быть правила, этикет… да ладно, понятия. Заполучить антиквариат сугубо насильственным путём — это глубоко неправильно. Так дела не делаются. У нас до сих пор бизнес вели относительно цивилизованно, и мне поперёк души, когда какая-то сука пытается играть по беспределу… Подыщешь человечка?
— Тебе когда?
— Как можно быстрее, — сказал Смолин. — Может быть, даже сегодня. Не нравится мне всё это, чутьё у меня, сердце вещует, суставы к перемене погоды ломит… Что поделать, ежели… — Он отвлёкся на мелодичные грели мобильника. Слушал молча, вставив лишь парочку междометий. Сказал резко:
— Я скоро приду, — и, отключив аппарат, выругался устало, грязно.
— Опять хлопоты?
— Равиль, бога в душу, — сказал Смолин насколько мог убедительнее. — Правильный мент мне нужен сейчас. Вот сию минуту. Совсем скверно дела заворачиваются…
…Бдительный старикашка Кузьмич прямо-таки лучился от гордости, пыжился, что твой тетерев на току. Заложив руки за спину, выпрямив спину, он расхаживал по комнате наискосок, не говорил — вещал, наставительно и торжествующе:
— Гражданка, в оперативных целях поименованная как Дарья, прибыла в шестнадцать часов тридцать семь минут, на тёмно-серой иномарке типа «тойота», что мною было установлено по характерной эмблеме на капоте. Означенное транспортное средство было снабжено на крыше жёлтым гребешком с чёрными шашечками — и, кроме этого, никаких признаков принадлежности к такси не носило. Такси, высадив гражданку, сразу же отъехало и больше не появлялось, до сих пор включительно. Гражданка вошла в подъезд, я точно не мог наблюдать, в которую квартиру она вошла, но, учитывая предшествующие наблюдения и нынешние события, можно ручаться, что всё в ту же, в поднадзорную. В шестнадцать часов восемь минут гражданка Дарья вышла во двор и стала названивать по мобильному телефону. Через девять минут прибыла машина «скорой помощи», а ещё через десять санитарами была выведена на улицу гражданочка Бедрыгина, каковая пыталась сопротивляться и вообще вела себя предельно странно…
— Точнее, — прервал его Смолин. Кузьмич, на миг сбившись с торжественной маршировки, сказал простецким бытовым тоном:
— Да дуру гнала, Василий Яковлевич, точно. То санитарам кидается физиономии царапать, то, впечатление такое, что-то декламирует с большим пафосом, мотает её туда-сюда, дёргает, ломает… Как, прости господи, в белой горячке. Доводилось мне наблюдать со стороны эти процессы — крайне напоминает…
— Потом?
— Гражданочка была погружена в машину и отправлена, — вновь перешёл Кузьмич на казённый тон. — Дарья с тех пор так и оставалась в квартире. Одна она там или нет, судить затруднительно — за это время многие входили, но никто из них в прежних посещениях квартиры не замечен, так что утверждать не берусь… Свет там, во всяком случае, горит во всех доступных обозрению помещениях, сами видите…
Смолин посмотрел на часы: шло к полуночи. Отсюда им, как обычно, были прекрасно видны окна кухни и двух комнат из трёх — свет там ни на секунду не гас. Отправленный полчаса назад на разведку к противоположной стороне дома Шварц прилежно отрапортовал, что свет горит и в третьей комнате, шторы там так же плотно задёрнуты…
— Когда «скорая» уехала, я сходил к подъезду, — продолжал Кузьмич. — Там наблюдалось некоторое скопление граждан, привлечённых происходящим. Среди таковых, состоявших главным образом из соседей, преобладали высказывания, сочувствующие старушке, — а также циркулировали слухи, что бабушка, придя в умоисступление, мужнины картины резала на мелкие клочки-полосы, чуть ли не все покромсала. Информация данная, как меня заверили, поступила от родственницы, которая врачей и вызвала… Речь, надо полагать, может идти только о гражданке Дарье… Более доложить нечего.