Антикварий
Шрифт:
— Возьмите стакан вина, сэр Артур, и запейте все эти нанизанные, как четки, имена нехристей, которыми подавился бы сам дьявол. Кстати, тот малый, которого вы назвали напоследок, только один и носит вразумительное имя. Впрочем, все они как один из племени Мак-Фунгуса: никому не известные венценосцы, порожденные угаром самомнения, безумия и лживости, высыпавшие, как грибы, в мозгу какого-нибудь сумасшедшего горного барда.
— Я удивлен, что вы так говорите, мистер Олдбок. Ведь вы знаете или должны бы знать, что перечень этих властителей выписан Генри Моулом оф Мелгам из хроник Лох Левена и Сент-Эндрю и опубликован им в краткой, но неплохой «Истории пиктов». Она была напечатана Робертом Фриберном в Эдинбурге и в тысяча семьсот пятом или шестом году от рождества Христова — я точно не помню — продавалась в его лавке у ограды парламента. У меня дома есть экземпляр; это моя самая ценная книга — после «Шотландских актов» в двенадцатую долю листа, — и она отлично выглядит на полке рядом с той. Ну что вы скажете на это, мистер Олдбок?
— Что я скажу? Да чихать я хотел на Гарри Моула и его «Историю», — ответил Олдбок, — и тем самым я удовлетворяю его просьбу оказать этому произведению прием в соответствии с его достоинствами.
— Не смейтесь над человеком, стоявшим выше вас! — неодобрительно заметил сэр Артур.
— Я не вижу, чтобы согрешил в этом, смеясь над ним и над его «Историей».
— Генри Моул оф Мелгам был джентльменом, мистер Олдбок!
— Не нахожу, чтобы он имел и это преимущество предо мной! — довольно резко возразил антикварий.
— Простите, мистер Олдбок, но он был джентльменом из знатного, древнего рода, и поэтому…
— … потомок вестфальского печатника должен говорить о нем с почтением? Вы можете придерживаться такого мнения, сэр Артур, но я его не разделяю. Мне кажется, что мое происхождение от трудолюбивого и предприимчивого типографа Вольфбранда Олденбока, который в декабре тысяча четыреста девяносто третьего года под покровительством (как указано в конце книги) Себалда Шейтера и Себастьяна Каммермейстера закончил печатание знаменитой «Нюрнбергской хроники», — мне кажется, повторяю, что мое происхождение от этого великого восстановителя учености делает мне, литератору, больше чести, чем если бы я числил в своей генеалогии всех буйных, меднолобых, железнобоких средневековых баронов со времен Крентеминахкрайма, ни один из которых, как я полагаю, не мог подписать своего имени.
— Если это замечание мыслится как насмешка над моими предками, — сказал баронет с осанкой, выражавшей сознание своего превосходства и самообладания, — то имею удовольствие осведомить вас, что имя моего предка, Гамелина де Гардовера Майлза, четко написано его рукой под самым ранним экземпляром Рэгменского трактата.
— А это лишь показывает, что он одним из первых показал гнусный пример подчинения Эдуарду Первому. Можете ли вы говорить о незапятнанной верности вашей семьи, сэр Артур, после такого отступничества?
— Довольно, сэр! — воскликнул сэр Артур, яростно вскакивая и отталкивая от себя стул. — После этого я не стану оказывать моим обществом честь человеку, который платит мне такой неблагодарностью за мое снисхождение.
— Тут вы можете поступить, как вам будет угодно, сэр Артур. Надеюсь, что меня, не знавшего размера той любезности, которую вы оказали мне посещением моего бедного жилища, можно простить, если я не довел свою благодарность до раболепия.
— Очень хорошо… очень хорошо, мистер Олдбок! Будьте здоровы! Мистер… э… Шовел, желаю доброго здоровья!
Негодующий сэр Артур кинулся из комнаты, как если бы дух всего Круглого Стола воспламенял его грудь, и большими шагами помчался по лабиринту переходов, ведущих в гостиную.
— Видали вы такого спесивого старого осла? — лаконично обратился Олдбок к Ловелу. — Но я не могу допустить, чтобы он ушел в таком разъяренном состоянии.
С этими словами он поспешил вслед удалявшемуся баронету, определяя его путь по хлопанию многочисленных дверей, которые тот открывал в поисках комнаты, где пили чай, и с силой захлопывал за собой при каждом очередном разочаровании.
— Вы наделаете себе бед! — орал антикварий. — Qui ambulat in tenebris, nescit quo vadit note 57 . Вы свалитесь с черной лестницы!
Сэр Артур теперь заблудился в темноте, успокоительное действие которой известно нянькам и гувернанткам, имеющим дело с капризными детьми. Мрак если и не умиротворил его возмущения, то, во всяком случае, замедлил его шаги и дал возможность мистеру Олдбоку, лучше знакомому с locale note 58 , догнать его, когда он уже взялся за ручку двери гостиной.
Note57
Кто ходит в темноте, не знает, куда идет (лат.).
Note58
Местом (лат.).
— Подождите минутку, сэр Артур, — сказал Олдбок, не давая ему слишком внезапно появиться перед дамами, — не торопитесь так, мой славный старый друг! Я был немного груб, говоря о сэре Гамелине… А ведь это мой давнишний знакомый и любимый персонаж… он же водил компанию с Брюсом и Уоллесом… И я клянусь на первопечатной Библии, что он поставил свое имя под Рэгменским трактатом лишь с законным и оправданным намерением обмануть предателей-южан. Это была настоящая шотландская хитрость, мой дорогой баронет, — сотни людей делали то же самое. Не надо, не надо сердиться! Забудьте и простите. Признайте, что мы с вами дали молодому гостю право считать нас двумя вспыльчивыми старыми дураками.
— Говорите за себя, мистер Джонатан Олдбок, — весьма величественно произнес сэр Артур.
— Ну что ж, ну что ж, упрямый человек всегда поставит на своем!
Тут дверь наконец отворилась, и в гостиную шагнула высокая и тощая фигура сэра Артура, за которым следовали Ловел и мистер Олдбок. Вид у всех троих был несколько растерянный.
— Я поджидаю вас, сэр, — сказала мисс Уордор. — Вечер прекрасный, и я бы хотела предложить пройтись пешком навстречу коляске.
Сэр Артур сейчас же согласился с этим предложением, которое вполне соответствовало его сердитому настроению. Отказавшись, как это уже вошло в обычай в случаях разлада, от чая и кофе, он забрал свою дочь и после церемонного прощания с дамами и очень сухого — с Олдбоком вышел.
— Мне кажется, что сэр Артур опять с левой ноги встал, — заметила мисс Олдбок.
— С левой ноги? С чертовой ноги! .. Он рассуждает глупее женщин. Что вы скажете, Ловел? Ба, молодчик тоже исчез!
— Он откланялся, дядя, в то время, как мисс Уордор собиралась в дорогу; но вы, кажется, не заметили, как он вышел.
— Черт вселился в людей! Вот все, что получаешь, когда суетишься, и хлопочешь, и нарушаешь заведенный порядок, чтобы накормить гостей обедом, не говоря уж о добавочных расходах!