Антикварная история
Шрифт:
– Наверняка вам известно, что часть фамильных ценностей семье отрекшегося императора удалось забрать с собой сначала в Тобольск, а затем в Екатеринбург. Они спрятали все это в одежде, например в корсетах княжон. Один из тех, кто участвовал в расстреле Романовых, Юровский, вспоминал, что пули наганов рикошетом отскакивали от одежды царских дочерей и даже штык не мог пробить корсажа. Позже, когда тела убитых привезли к шахте и стали снимать с них одежду, обнаружили вшитые в корсеты драгоценности. У Александры Федоровны в платье нашли жемчужный пояс, состоявший из нескольких
Яков Михайлович вздохнул, словно сокрушаясь о давней трагедии.
– Другая часть драгоценностей была передана царской семьей на хранение доверенным лицам еще в Тобольске. Монахиня Марфа Уженцева вместе с неким Василием Корниловым прятали их до тридцать третьего года, пока за ними не пришли. Тогда было изъято сто пятьдесят четыре предмета. Уженцеву и Корнилова расстреляли, а сами ценности, среди которых были и колье, и изделия Фаберже, и бриллианты, снова исчезли без следа. Специалисты считают, что с ними поступили так же – раздраконили и продали, чтобы пополнить оскудевшую казну. Кстати, малая часть фамильных драгоценностей из тех, что были найдены на Урале после гибели Романовых, хранится в мужском монастыре недалеко от Нью-Йорка. Но среди этих немногочисленных вещей камеи нет.
Яков Михайлович посмотрел на внимательные лица своих визави.
– Выскажу гипотезу, что данная камея могла быть среди тех драгоценностей, которые члены царской семьи тайно вывезли, направляясь в ссылку.
– Откуда такой вывод?
– Фотография, на которой на императрице кулон с камеей, сделана в Царском Селе уже после ареста в тысяча девятьсот семнадцатом году. Следовательно, украшение могло уехать с ней в Тобольск. Многие исследователи с этим согласились бы.
– Но вы думаете иначе? – спросила Маша.
– Разумеется, это только предположение, но рискну высказать мнение, что камея никуда не уезжала и была изъята или, скажем, просто украдена еще в Царском Селе. А значит, в период с восьмого марта по тридцать первое июня семнадцатого года.
– Что заставило вас так думать? – поинтересовался Лев Моисеевич и поднес поближе к Музыканту ухо.
– Вывезти старались только самое ценное в смысле стоимости и то, что можно было спрятать в одежде. Носить украшения открыто все равно было невозможно.
– А камея разве дешевая? – поразилась Маша.
– Отнюдь. Однако не настолько ценная, чтобы тащить ее через полстраны. Так что пытаться узнать, где украшение обитало до сих пор, – дело безнадежное. Если только вам не расскажет сам владелец.
Музыкант испытующе взглянул на Суслина. Тот молчал.
– Однако, – продолжил Яков Михайлович, – могу попытаться выяснить, как и когда она
– Правда? – забывшись, спросила Маша.
Яков Михайлович посмотрел в наивные девичьи глаза и, улыбнувшись, кивнул.
– Безусловно. Сделаю заключение о подлинности изделия и при следующей встрече непременно поведаю историю появления камеи у Александры Федоровны. Специально для вас, мадемуазель.
Маша зарделась. Лев Моисеевич тут же выставил вперед ухо. А ну как этот Музыкант начнет кадрить юную неопытную особу? Надо быть начеку!
– Разумеется, ваш труд, господин Музыкант, будет достойно оплачен, – быстро сказал он, чтобы отвлечь Якова Михайловича от созерцания Мусиного лица.
– Не сомневаюсь и постараюсь дать свое заключение как можно быстрее.
– Сколько времени вам нужно реально? – спросил Суслин.
– К понедельнику не успею однозначно, – решительно заявил Музыкант. – Постараюсь к среде; если не смогу, сообщу. – И добавил: – В принципе, нет ничего странного, что камея оказалась в частных руках. Но почему она всплыла именно сейчас?
Яков Михайлович помолчал и глянул на Суслина испытующе.
– А вы допускаете, что вещь может иметь криминальное происхождение?
Лев Моисеевич задумчиво потер свое знаменитое ухо и посмотрел Музыканту прямо в глаза:
– Если и допускаю, то надеюсь, о моих сомнениях никому не станет известно.
– Только не от меня, – слегка поклонившись, твердо сказал Яков Михайлович.
– И не от меня, – пискнула Маша.
Аленка
В понедельник хозяин камеи не явился. Во вторник – тоже. Лев Моисеевич пытался дозвониться, пару раз даже при Маше, но телефон был выключен.
Маша видела, что Суслина тревожит камея. Наверное, тот, что принес украшение, не похож на наследника царской династии. Мысленно она перебрала всех посетителей, появлявшихся в антикварном салоне в последние две недели. Только двое из них встречались с директором. Остальные просто покупатели. Первый был явно из проверяющих. Их Маша уже умела распознавать с первого взгляда. А вот второй… Маша старательно восстановила в памяти его облик. Лет тридцать пять. Довольно крепкий, коротко стриженный. Походка такая… вразвалочку. На правой руке татуировка. Она это заметила, когда, проходя мимо, мужик полез в карман куртки, словно хотел что-то достать. Нет, ни на коллекционера, ни на потомственного дворянина он похож не был. Скорее на простого работягу. На таксиста, например. Или на автомеханика. А почему, кстати, автомеханика? Ах да, руки у него такие, словно часто имеют дело с машинным маслом. Когда отец недолго работал в автосервисе, у него тоже такие были. С другой стороны, внешность никакой не показатель. Элеонора выглядит и ведет себя как королева, а на самом деле – из обычной семьи. Но в любом случае то, что у Льва Моисеевича есть насчет владельца камеи какие-то сомнения, можно понять. Она на его месте тоже засомневалась бы. Если, конечно, она думает на того человека.
Конец ознакомительного фрагмента.