Антимиры

Вознесенский Андрей Андреевич

И на тропинках заповедных

Последних паутинок блеск,

Последних спиц велосипедных.

И ты примеру их последуй,

Стучись проститься в дом последний,

В том доме женщина живет

И мужа к ужину не ждет.

Она откинет мне щеколду,

К тужурке припадет щекою,

Она, смеясь,

протянет рот.

И вдруг, погаснув, все поймет –

Поймет осенний зов полей,

Полет семян, распад семей...

Озябшая и молодая,

Она подумает о том,

Что яблонька и та – с плодами,

Буренушка и та – с телком.

Что бродит жизнь в дубовых дуплах,

В полях, домах, в лесах продутых,

Им – колоситься, токовать.

Ей – голосить и тосковать.

Как эти губы жарко шепчут:

«Зачем мне руки, груди, плечи?

К чему мне жить и печь топить

И на работу выходить?»

Ее я за плечи возьму –

Я сам не знаю, что к чему...

А за окошком в юном инее

Лежат поля из алюминия.

По ним – черны, по ним – седы,

До железнодорожной линии

Сужаясь, тянутся следы.

Первый лед

Мерзнет девочка в автомате,

Прячет в зябкое пальтецо

Все в слезах и губной помаде

Перемазанное лицо.

Дышит в худенькие ладошки.

Пальцы – льдышки. В ушах – сережки.

Ей обратно одной, одной

Вдоль по улочке ледяной.

Первый лед. Это в первый раз.

Первый лед телефонных фраз.

Мерзлый след на щеках блестит –

Первый лед от людских обид.

Поскользнешься. Ведь в первый раз.

Бьет по радио поздний час.

Эх, раз,

Еще раз,

Еще много, много раз.

1959

* * *

В. Бокову

Лежат велосипеды

в лесу в росе,

в березовых просветах

блестит шоссе,

попадали,

припали

крылом –

к крылу,

педалями –

в педали,

рулем – к рулю,

да разве их разбудишь – >

ну хоть убей! –

оцепенелых чудищ

в витках цепей,

большие, изумленные

глядят с земли,

над ними – мгла зеленая,

смола,

шмели,

в шумящем изобилии

ромашек, мят

лежат,

о них забыли,

и спят

и спят.

1963

* * *

Сидишь беременная, бледная.

Как ты переменилась, бедная.

Сидишь, одергиваешь платьице,

И плачется тебе, и плачется...

За что нас только бабы балуют

И губы, падая, дают,

И выбегают за шлагбаумы,

И от вагонов отстают?

Как ты бежала за вагонами,

Глядела в полосы оконные...

Стучат почтовые, курьерские,

Хабаровские, люберецкие...

И от Москвы до Ашхабада,

Остобенев от немоты,

Стоят, как каменные бабы,

Луне подставив животы.

И, поворачиваясь к свету,

В ночном быту необжитом –

Как понимает их планета

Своим огромным животом.

1958

Кроны и корни

Несли не хоронить,

Несли короновать.

Седее, чем гранит,

Как бронза – красноват,

Дымясь локомотивом,

Художник жил,

лохмат,

Ему лопаты были

Божественней лампад!

<