Антипиранья
Шрифт:
– Завтра покажешь, где это место. Документы у доктора были?
– Был саквояж. Ассистент носил его с собой. Да только не осталось ничего. Я же говорю, что мы попали под бомбы. Вы действительно можете мне помочь?
– А вот мы и посмотрим, осталось или не осталось. Помочь, говоришь? Имя ты интересное назвал. Но этого мало. Хочется еще послушать. Наверное, я поговорю с начальством, попрошу, чтобы тебя к нам перевели.
– Владимир Иванович, вы институт иностранных языков заканчивали? – спросил Денис, прислушивавшийся
– По-немецки, морячок, по-немецки. Только этому языку меня не в институте учили, а сами немцы четыре года старались.
– Что он говорит?
– Очень интересные вещи рассказывает. Боюсь, что теперь нам придется расстаться гораздо раньше, чем я думал. – Беляев встал, подошел к двери и потряс за ручку: – Эй, Пазюра! Я знаю, ты меня слышишь! Подойди сюда! – Владимир Иванович прислушался к тишине, царившей за дверью, и застучал в нее кулаком. – Пазюра-а-а! Твою мать! Боров жирный, быстро ко мне!
Не выдержав обидного сравнения, подслушивающий Пазюра не стерпел и, выдав себя, выкрикнул через дверь:
– А по зубам? Я за такие слова могу и нос сломать!
Не обращая внимания на его угрозы, Беляев не переносящим возражения тоном приказал:
– Вызови мне Ершова. Скажи, что дело очень важное. Касается государственной безопасности!
– Нету Ершова, – недовольно проворчал за дверью Пазюра. – Может, к утру вернется.
– Тогда я тебе сейчас скажу, куда позвонить, а ты уж подними свою жирную задницу и передай, что у вас в комендатуре находится капитан Беляев.
– Не буду я никому звонить. Еще раз обзовешь свиньей, я тебя так огрею, что забудешь, как эти твари выглядят. Ишь ты, нетерпеливый какой выискался! У нас даже генералы сиживали, и ничего – ждали. Не обзывались.
Пазюра подергал замок на дверях, удостоверился в его надежности и застучал по коридору сапогами, направляясь во двор, на свежий воздух.
– Я тебе это припомню! – выкрикнул ему вслед Беляев. – Ты у меня еще узнаешь, чем капитан от генерала отличается! Я твои поросячьи глазки пошире открою.
Но Пазюра его уже не слышал, вышел на крыльцо и глазел по сторонам, высматривая, у кого бы стрельнуть табачку, а еще лучше папироску.
«Нервная у меня служба, – с досадой подумал он. – Года три назад я бы этому капитанишке не раздумывая шею сломал. А теперь армейцы распустились. Никакого страха перед госбезопасностью. Победителями себя почувствовали! Загордились!»
– Владимир Иванович, что случилось? – спросил Денис, заметив взволнованный вид Беляева.
– Да так, морячок. Кое-что случилось. Ты сейчас помолчи, мне подумать надо. А еще лучше – ложись да спи.
Вытянувшись на соломе, капитан Беляев смотрел в потолок и размышлял над иронией жизни. Он все никак не мог понять, за каким чертом так произошло, что он оказался здесь, в этом коровнике. Ведь мог же сразу все уладить, как только его привели в комендатуру. Но что-то будто подтолкнуло под руку: молчи и жди! А оно вон как обернулось! Часто ведь и не понять, что для чего? И зачем все пошло так, а не иначе? Как-то ему пришла в голову мысль, что Отечественная война тысяча восемьсот двенадцатого года произошла лишь для того, чтобы граф Толстой написал «Войну и мир». А его несостоявшаяся встреча с агентом и арест, получается, нужны были лишь для того, чтобы он оказался здесь и повстречал этого немца?
– Спи, морячок, спи, – задумчиво произнес он, чувствуя, как Денис ворочался в темноте. – Или просто поваляйся без дела. Это тоже иногда полезно.
– Да не могу я так, чтобы ничего не делать.
– И то верно, – легко согласился Беляев, полностью уйдя в себя и поддерживая разговор скорее машинально, чем осознанно. – Действия не всегда приводят к результату, но результат никогда не приходит без действий. Ты посмотри, как храпит Сулак, и присоединяйся.
– И уснуть не получается. Столько всего произошло…
– Мой командир говорит так: если не можешь уснуть, стоя в окопе по пояс в воде, значит, ты спать не хочешь! А Пазюра! Вот ведь вражина! Ну я ему припомню, когда отсюда выберусь.
Уснуть у Дениса все же получилось. И снилось ему, что то, что с ним произошло, как раз и есть сон. На самом же деле он как был безработным офицером запаса, так им и остался. И мечется он сейчас между Питером и Сколково, а где-то посередине стоит Иван Степанович и почему-то словно бы лает на него по-немецки.
Но сон про не сон досмотреть не удалось. Только за стеной прокукарекал чудом еще не угодивший в солдатский котел петух, дверь распахнулась, и на пороге, всматриваясь в темноту, застыл, уперев руки в боки, старшина Пазюра.
– Наконец-то! – поднялся с соломы так и не уснувший Беляев. – А то я уже думал, что вы всем особым отделом решили войну проспать.
– Не так быстро! – Пазюра злорадно ухмыльнулся и ткнул пальцем в сторону Дениса. – Товарищ лейтенант сказал, что начнем с него.
– Да вы охренели там всем скопом?! – Беляев не поверил собственным ушам. – Скажи Ершову, что я не в игры играю! У меня вопрос государственной важности!
– Мы тоже не в солдатики играемся! – Пазюра обиженно поджал губы, затем решил, что для важности можно кое о чем проговориться, и добавил: – Есть данные, что он диверсант!
Теперь Денис понял, почему Беляев обзывал старшину свиньей. Пазюра поразительно напоминал это животное с разных ракурсов. Начиная с круглого лица, на котором едва просматривались крохотный вздернутый, будто пятачок, нос и маленькие треугольные глазки. И заканчивая необъятным животом, перетянутым утонувшим в жировых складках ремнем. Ростом он был чуть ниже Дениса, но из-за необхватного туловища казался гигантской тумбой.