Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца
Шрифт:
Мы начали матч приятелями, а закончили его врагами. Заверяю читателей: я не держу зла на Спасского. Единственное, чего я не могу простить человеку с антитоталитарными взглядами,— что он позволил превратить шахматное поле боя в испытательный полигон против меня. Но не надо забывать: Спасский несколько лет боролся за свою политическую самостоятельность, а получил разрешение на выезд «случайно» ровно через месяц после моего бегства из Союза.
Первую половину матча я выигрывал очень убедительно, и казалось, что финал уже близок. Но тут, делая одну за другой грубейшие ошибки, я проиграл четыре партии кряду!
Мною и
Почувствовав, что творится какая-то чертовщина, я обратился за помощью. Группа любителей шахмат, парапсихологов, обещала, не выезжая из Швейцарии, помочь мне, оградить от вредного влияния извне во время игры. Не знаю, было ли это внушением или реальной поддержкой, но мне, к удивлению многих, удалось выйти из смертельного пике, свести вничью две партии. Потом в напряженнейшей борьбе я выиграл еще две и — этот странный матч закончился. Результат — 7:4 при 7 ничьих.
Г. Каспаров: «Несмотря на «тройной заслон» из бывших соотечественников, вновь, как и четыре года назад, соперником Карпова стал Корчной. Это было пренеприятным сюрпризом. В свои 47 лет Корчной вдруг заиграл, как никогда ранее — в жесткие, агрессивные шахматы. Казалось, переезд на Запад прибавил ему сил... Во время матча в Багио один комментатор писал: «Его воля к победе и энергия просто феноменальны. Он должен победить сидящего напротив, победить любой ценой» («Безлимитный поединок»).
КАК МЫ ПОПАЛИ В БАГИО
Югославский журналист Брана Црнчевич: «Перед поездкой в Багио я посетил Корчного, который жил тогда в предместье Кельна, в тихом, спокойном месте... Эмигрант с грустью и гордостью показывал мне свой архив — письма и фотографии, вывезенные из России. Думаю, Виктор Львович паковал документы, письма и фотографии тайком, не открывая свою тайну даже самым близким. Он сунул все это во мрак чемодана, между шахматными книгами, надеясь, что таможенники по обыкновению пропустят без особого досмотра багаж известного гроссмейстера. Что бы они сказали, увидев в этом багаже пачку антисемитских, в основном анонимных, писем, полученных им по случаю московского матча с Карповым?
Как привилегированный пассажир Виктор Львович мог провезти в СССР этак небрежно, в кармане, иностранную валюту, привезти какую-нибудь интересную запрещенную книгу. Прочтет ли он или другой гроссмейстер Пастернака, Амальрика, Войновича, Бродского, Максимова, Синявского или даже «сатанинского» Солженицына — власти это не особенно волновало! Ведь все большие шахматисты исправно возвращались на родину, которая предоставляла им положение, какое не смог бы дать никакой Запад» (из книги «Эмигрант и Игра», Загреб, 1981).
Так случилось, что через год после того, как я остался в Голландии, я начал работать в Германии. Но реальные контакты с шахматистами и федерацией, реальную поддержку я ощущал в Швейцарии, куда вскоре переехал, и именно на поддержку швейцарцев в предстоящем матче с Карповым я рассчитывал.
15 февраля 1978 года в штаб-квартире ФИДЕ были оглашены предложения стран, изъявивших желание организовать матч на первенство мира. Наиболее благоприятные в финансовом отношении предложения — на уровне 1 миллиона швейцарских франков — поступили от Голландии, Австрии, Филиппин и Германии. Самым заманчивым было последнее предложение, и поначалу я собирался остановить свой выбор именно на Гамбурге.
При выборе места финансовые соображения играли немаловажную роль: ведь оплата моих помощников требовала от меня расходов, сравнимых разве что с расходами советского
государства на этот матч!
Но главное все же было найти страну, где соперникам были бы обеспечены равные условия и где организаторы занимали бы нейтральную позицию. Я вспомнил, как тепло принимали Карпова в Германии, как он давал сеансы, как играл с немецкими телезрителями в многомесячной передаче «Шах чемпиону» и заработал на всем этом ни много ни мало — «мерседес-бенц». Я узнал, что свои доллары, полученные в Западной Европе и Америке, Карпов хранит у одного из вероятных организаторов матча.
Вдобавок журналист Гельмут Юнгвирт, редактор телевизионной компании в Гамбурге (кстати, автор и ведущий упомянутой телепередачи), поведал мне странную историю. Его группа сняла фильм в Белграде во время одной из партий моего матча со Спасским, где очень рельефно было показано необычное поведение Спасского во время игры. Фильм этот, по словам Юнгвирта, был продан нескольким иностранным телекомпаниям, и немцы отдали его на копировальную фабрику, чтобы обеспечить нужное количество копий. А на фабрике случился (или был организован?) пожар и фильм сгорел!
То, что Германия наводнена просоветскими агентами, которых невозможно отличить от порядочных граждан даже по языку, я знал и без этого случая...
Обдумав все это, я решил в Германии ни в коем случае не играть. Первым номером я назвал Австрию, на второе место поставил Филиппины, на третье — Голландию.
Почему — Филиппины? У меня были устарелые сведения, что на Филиппинах нет советского посольства — на самом деле оно было открыто в 1975 году. Рассуждая как доморощенный политик, я считал: чем дальше от Советского Союза, чем дальше от главной сферы его политических интересов, тем лучше. Чудак, мне пора было бы знать, что сфера советских интересов — весь земной шар!
А организатор филиппинского матча, вице-президент ФИДЕ Флоренсио Кампоманес! Как льстиво и вкрадчиво он разговаривал со мной тогда! Откуда мне было знать, что он находится в тесном контакте с советскими? Мог ли я подозревать, что в ходе матча он превратится в человека откровенно недостойного поведения! (Как выяснилось, еще в январе на Филиппинах побывал Батуринский, будущий руководитель делегации Карпова, и, видимо, уже тогда все было обговорено.)
Б. Црнчевич: «Устало, но в то же время довольно улыбается Кампоманес. Часто поднимает благодарный взгляд к небу: лишь Бог и он знают, что ему пришлось наобещать, чтобы Анатолий и Виктор согласились приехать на Филиппины.