Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца
Шрифт:
Нет, славы этот матч Карпову не принес...
И меня провожали очень тепло, и мне писали письма — из многих стран, искренние, без всякого ложного пафоса. Вот одно из таких напутствий:
«Дорогой Виктор! Ничуть не умаляя способностей Вашего соперника, мы видим в нем все же в первую очередь представителя партийных, идеологических шахмат, где партийные установки берут верх над спортивным началом. В этом смысле Карпов уже не соперник, а противник, ибо эта жизненная позиция избрана им самим. Сегодня Вы представляете Шахматы, и мы, веря в торжество шахмат над политикой, желаем Вам твердости и спокойствия. Мы желаем Вам победы.
Ваши
К сожалению, далеко не все на Западе поняли суть этого матча. Увы, легче обучить ориентироваться в лесу слепого, чем научить разбираться в окружающем мире политического слепца!
ПЕРВЫЕ СТОЛКНОВЕНИЯ
Перед самым началом матча, учитывая большой интерес прессы к предстоящему состязанию, я предпринял очередную попытку помочь семье. На аэродроме в Цюрихе, перед отлетом в Манилу, я обнародовал открытое письмо Л.И. Брежневу. Прибыв в Манилу, мы передали это письмо в советское посольство. Позднее, на своей пресс-конференции, я снова огласил текст письма:
«Глубокоуважаемый господин Брежнев!
К Вам обращается профессиональный шахматист, гроссмейстер, в недавнем прошлом гражданин СССР, ныне проживающий в Швейцарии. Два года назад, будучи не в силах терпеть явно недоброжелательное отношение партийно-советских спортивных руководителей и не имея возможности продолжать активную творческую деятельность в СССР, я эмигрировал на Запад.
В Советском Союзе осталась моя семья — жена и сын. Лояльные советские граждане, они, однако, движимые чувством любви к мужу и отцу, в июле 1977 года подали заявление на выезд из СССР. В ноябре 1977-го моей семье было отказано в визе на выезд. В устной беседе руководители милиции в Ленинграде не скрывали, что члены моей семьи — это заложники, которым предстоит расплачиваться за мой побег.
С момента подачи заявления на выезд прошло около года. Положение моих родных катастрофическое. Они лишены средств к существованию, возможности работать или учиться. К ним с подозрением и злобой относятся власти, люди избегают контактов с ними. Права, дарованные конституцией, сейчас резко ограничены для членов моей семьи, а обязанности — нет! Моего сына, который уже год как решил проститься с родиной, хотят забрать в армию.
Вы, господин Маршал Советского Союза, прославляете доблесть Мохаммеда Али, который отказался воевать во Вьетнаме, А мой сын тоже не хочет воевать, не хочет быть солдатом армии страны, где бессовестно травили его отца!
Странно, господин Председатель Верховного Совета СССР, что за развал работы, за создание нездоровых отношений в спорте наконец, за профессиональную некомпетентность советских руководителей — наказывают не тех, кто виноват, а тех, кто беззащитен...
На днях на Филиппинах начинается матч на первенство миро: между советским гроссмейстером, чемпионом мира А. Карповым и мной.
Советское руководство не раз заявляло, что спорт должен быть отделен от политики. Ясно, что на этом принципе будут настаивать и страны, принимающие участие в Олимпийских играх, которые должны состояться в 1980 году в Москве.
Я обращаюсь к Вашему политическому благоразумию, господин Генеральный секретарь! Для того чтобы матч на первенство мира по шахматам прошел в нормальной спортивной обстановке, без политических осложнений, я прошу Вас разрешить моей семье покинуть СССР.
Я прошу Вас продемонстрировать добрую волю и выполнить одно из решений международного совещания по правам человека в Хельсинки, которое предусматривает объединение членов семьи,
Я обращаюсь к Вашему милосердию, господин Председатель. Прошу Вас проявить сострадание к двум гражданам СССР, жизнь которых волею судьбы не связана более с жизнью советского общества, и разрешить им выезд из Советского Союза.
Гроссмейстер Виктор Корчной».
Во время пресс-конференции письмо, переданное в посольство, было возвращено ко мне в отель. Конверт был надорван, внутри — ни слова ответа. Что ж, дипломаты каждой страны по-своему понимают свой долг.
Не будем наивны: с содержанием письма, конечно, ознакомились сотрудники посольства, руководство советской делегации и, без сомнения, кто-то из советского правительства. После получения письма в посольстве, похоже, возникло замешательство. За Батуринским была срочно послана машина, и его доставили для консультации. Прямого ответа на письмо так и не последовало. Но месяц спустя Батуринский в своем заявлении упомянул о политических инсинуациях и провокациях Корчного накануне матча, наверняка имея в виду прежде всего мое письмо Брежневу.
Распространенная логическая ошибка — замена местами причины и следствия, охотно допускаемая советскими в политических спорах! Что же все-таки провокация: факт преследования моей семьи или упоминание этого факта?!
...Итак, 2 июля в Манилу прилетела моя группа в составе пяти человек: Кин, Стин, Мурей, фрау Лееверик и я. Ночью прибыли советские в составе 14 человек... Я был психологически готов к жестокой борьбе, но тем не менее факт прибытия столь крупного отряда поверг меня в состояние депрессии.
3 июля состоялась пресс-конференция советской делегации. Прошла она довольно скучно. В своем заявлении Батуринский отметил, что они приехали играть в шахматы, чистые шахматы. И почему-то никто из корреспондентов не спросил: если они приехали именно с этой целью, почему их так много?! Впрочем, советские, сколько могли, пытались держать в тайне состав своей делегации. Один из журналистов задал вопрос о моей семье. Но на это был все тот же придурковатый ответ: «Мы приехали играть в шахматы, больше ничего не знаем».
Моя пресс-конференция состоялась на следующий день. Я зачитал письмо Брежневу, заявил, что ответственность за бедственное положение моей семьи несет Советская шахматная федерация, что если бы Карпов хотел, он благодаря своему исключительному положению в СССР мог бы добиться, чтобы семью выпустили. Снова — в который раз! — я отметил, что человек с таким прошлым, как у Батуринского, не имеет права возглавлять шахматную делегацию в матче на первенство мира.
Пользуясь присутствием на пресс-конференции Таля, я бросил упрек и ему: «Не имеет права гроссмейстер писать о другом гроссмейстере гадости, заведомую ложь!» — и показал газету, где Таль писал, что низкопробные трюки Фишера были превзойдены Корчным в матче со Спасским... Имеет право, дорогой читатель! Представьте, что вы гроссмейстер экстракласса и вам три года не позволяют выехать на международные турниры за границу,— вы и не такое напишете!