Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца
Шрифт:
«Члены жюри матча на первенство мира по шахматам г-н В. Батуринский (представитель чемпиона мира Анатолия Карпова) и г-н Р. Кин (представитель претендента Виктора Корчного) договорились о нижеследующем:
Г-н Кин уведомил, что г-н Корчной отказался от своего требования на пресс-конференции в Маниле 30 августа 1978 г. об установлении зеркального экрана между участниками и зрителями.
Г-н Батуринский уведомил, что г-н Карпов, идя навстречу просьбам претендента, согласился с тем, что доктор медицинских наук, профессор В. Зухарь будет, начиная с 18-й партии и до окончания матча, размещаться в аудитории в секторе, отведенном для официальных членов советской шахматной делегации (выделено мною.— В. К.) соглашением от 15 июля 1978 г.
Г-н
Представители участников выразили надежду, что все это будет способствовать нормальному дальнейшему ходу матча в интересах шахмат и в духе принципов ФИДЕ.
В. Батуринский
Р. Кин.
Багио, Республика Филиппины. 31 августа 1978 г.» Почему советские подписали это соглашение, кому и чем мешали мои очки, понятия не имею. Видимо, кому-то чем-то мешали, советские отнюдь не альтруисты! А в подписании соглашения, безусловно, сыграли роль и ситуация в матче
(все-таки счет был уже подавляющий!), и моя пресс-конференция.
Кстати, в Маниле я узнал любопытную деталь. Моя книга — автобиография на английском языке в количестве 100 экземпляров — была по моей просьбе послана фирмой «Батс-форд» в Манилу и прибыла туда 8 июля. С тех пор она находилась на таможне. Мне сообщили, что есть секретная инструкция, запрещающая распространение на Филиппинах антисоветской литературы, и поэтому книгу не пропускают (не могу ручаться за достоверность этого сообщения: я получил его от Кина, а тот скорее всего от Кампоманеса). Нужно было спасать положение. Через знакомых, при помощи взяток служащим таможни мне удалось «выкупить» книгу. Но о продаже ее в Центре конгрессов, где мы играли, не могло быть и речи — Кампоманес запретил. Не без труда нам удалось найти посредника, согласившегося распространять книгу.
ЧУДЕСА В РЕШЕТЕ
«Сначала в Центр конгрессов ввели скандальную леди с темным прошлым, а потом попытались запугать чемпиона мира двумя уголовниками без будущего, вернее с будущим, ограниченным тюремной решеткой, или, как говорят «профессионалы», «небом в клеточку». Правда, уголовников в конце концов удалили...» (Л. Колосов, «За кулисами Багио», «Неделя» № 46, 1978).
Мы вернулись в Багио. Фрау Лееверик могла бы, конечно, вновь занять свое место в жюри и взять бразды правления в свои руки, но ей не хотелось вносить разлад в нашу команду. Начался новый этап — этап руководства Кина, человека, не утруждающего себя моральными принципами, этап постепенной сдачи всех позиций и абсолютной гегемонии советских.
Но в дело вмешались другие силы. После выступления в Маниле я получил множество писем. Люди возмущались обстановкой на матче, предлагали свою помощь. Их взволновала не столько политическая сторона дела, сколько явная несправедливость по отношению к одному из соперников. Не скрою, чтобы нейтрализовать Зухаря, я кое-кого временно нанял — но были и помощники-добровольцы. Они сидели в зале и медитировали, стремясь нарушить связь Зухаря с Карповым.
Не знаю, как это действовало, и действовало ли вообще. В конце концов, исход матча решался на шахматной доске, а не вокруг нее. И тут-то должно было сказаться огромное спортивное и психологическое преимущество Карпова в тот момент. Я был опустошен. Мой дебютный репертуар дал трещину, моя излюбленная защита в испанской партии была опровергнута, и мне приходилось петлять меж других дебютов, где у противника наверняка были заготовлены мощные новинки. Словом, я находился в положении кролика, отданного на съедение удаву...
Судя по всему, матч подходил к концу. Но странное дело! Сколько Карпов ни старался, сколько выигранных позиций ни получал, он ничего не мог сделать. Целый месяц без Зухаря — он не мог одержать ни одной победы!
Восемнадцатая партия. Я играю не очень полюбившуюся мне защиту Пирца — Уфимцева. Трудный миттельшпиль, тяжелый эндшпиль, мучительное доигрывание; 60 ходов в защите без единого проблеска контригры, но — ничья!
На 19-й и 20-й партиях в зале появились мои новые помощники. Два йога, американцы Стивен Двайер и Виктория Шеп-пард, прочитав сообщение о моей пресс-конференции в Маниле, решили оказать мне безвозмездную помощь. Стоило им появиться в зале и усесться в позе лотоса, как что-то случилось с Зухарем. Он закрыл лицо платком, а через некоторое время вышел из зала — насовсем, до конца партии. За ним потянулись остальные советские. Два йога изгнали из зала целую делегацию! Диди, милая женщина, сидела с закрытыми глазами, Дада, скромный молодой человек, иногда косил взглядом на Зухаря. На их лицах были покой и смирение, а Зухарь «со товарищи» бежали от них! Поверьте, читатель,— я не верю в чертовщину, но что-то случилось! Советские с первых же минут усмотрели в йогах опаснейших противников. В ходе партии их пытались удалить из зала. Уж не знаю, под каким предлогом, но фрау Лееверик настояла на их присутствии.
Б. Црнчевич: «Почему Виктория Шеппард и Стивен Майкл Двайер решили помочь эмигранту — останется тайной. Они неожиданно появились в одно прекрасное утро в Багио и предложили Корчному бесплатную помощь. Фрау Лееверик встретила йогов с распростертыми объятиями и представила их всем как молодых, умных и религиозных людей, которым вера запрещает творить зло. Но так как Зухарь приносит зло Виктору Львовичу, то вера позволяет, даже приказывает Виктории и Стивену нейтрализовать злого чародея, сделать его беспомощным и бесплодным. Но при этом не нанести вреда!» («Эмигрант и Игра»).
Не в привычках советского человека терпеть своих врагов. На расширенном военном совете (с участием Кампоманеса!) для начала было решено, что йоги хотя и могут находиться в зале, но должны сидеть нормально и в европейской одежде, а не в своих традиционных оранжевых балахонах. И, кроме того, располагаться в отдалении от советской делегации...
Двадцатая партия стала для меня одной из труднейших в матче. Я применил дебют, который не играл никогда в жизни,,— защиту Каро-Канн. Мне удалось уравнять шансы, но тут, переоценив свою позицию, я увлекся неправильной идеей и столкнулся с серьезными затруднениями. В цейтноте — еще пара ошибок, и партия была отложена уже в совершенно проигранном для меня положении. Над записанным ходом Карпов (небывалый случай!) продумал полчаса, но (как уже бывало не раз) избрал ход попроще, уклонившись от опасных, как ему казалось, осложнений. Запиши он активный ход, всех этих «осложнений» хватило бы хода на три-четыре, а потом я мог со спокойной совестью сдаться...
Придя на доигрывание, я, к своему удивлению, увидел у входа в зал карауливших меня Зухаря и остальных «товарищей». Тут я понял, что доигрывание будет нешуточным. Так и есть: Карпов не записал выигрывающий ход! Но мое положение все равно оставалось тяжелым. После размена ферзей партия перешла в эндшпиль, где у меня почти не было ходов. Кроме пешечных, с виду весьма опасных! И это-то испугало Карпова. Он опять избрал наиболее прочное продолжение, и — о чудо! — я убежал на ничью. После этой партии Голомбек заявил, что отныне он поверил в загробную жизнь!
Накануне 21-й партии собралось жюри. Кампоманес объявил, что мои йоги — члены организации «Ананда Марга», которых обвиняют в покушении на индийского дипломата. Они находятся под следствием, но за недостатком улик с февраля 1978 года отпущены под залог. Поскольку они потенциальные преступники, то не должны находиться в зале. Этакая советская точка зрения! Во всем мире в юриспруденции принята так называемая «презумпция невиновности»: пока не собраны доказательства, что человек совершил преступление, с ним нельзя обращаться как с преступником. А тут все наоборот! И — извините за набившую оскомину фразу — жюри послушно приняло советскую точку зрения. Хотя совершенно очевидно, что опасных преступников, настоящих террористов не выпустили бы ни за какие деньги.