Антология Непознанного. Неведомое, необъяснимое, невероятное. Книга 2
Шрифт:
В память о своём адъютанте саблю взял вице-адмирал Корнилов. 5 октября 1854 года во время первой бомбардировки Севастополя Корнилов впервые прицепил саблю и поехал верхом на Малахов курган, где и был вскоре смертельно ранен. Неприятельское ядро, поразив вице-адмирала в бок, перебило пополам и его саблю. С тех пор «проклятое оружие» никто не носит.
ГОВОРЯЩИЕ КРЕСТЫ МАЙЯ
Во времена конкистадоров высаживающиеся в Новом Свете испанские монахи с удивлением отмечали, что символ креста был известен индейцам майя ещё в I тысячелетии нашей эры. Крест как объект поклонения и сейчас можно видеть в древних индейских храмах Паленке. Поэтому индейцы охотно включили христианский крест в свою религиозную символику.
С
Белые многократно пытались проникнуть в дебри Кинтана-Роо. Эти проникновения особенно участились в первой половине XIX века. Пришельцы несли с собой все «прелести цивилизации». Тогда в 1847 году в деревне Чан вдруг заговорил крест, вырезанный из ствола огромного дерева. Голос, идущий из креста, повелел: «Поднимитесь на великую священную войну против белых! Прогоните их от границ, от берегов Кинтана-Роо. Соединитесь со своими братьями на Юкатане и перенесите войну туда. Крест будет сопровождать вас». Глас креста потряс индейцев. В Чане собралось всё население Кинтана-Роо, стоя на коленях перед крестом. Тогда голос прозвучал вновь…
Повинуясь зову креста, майя напали на белых, и восстание распространилось по всему Юкатану. «Говорящий крест» из Чана всё время вмешивался в судьбу майя. Он пророчествовал, предсказывал, советовал, отдавал приказы, а по одному из его повелений в Чане было устроено святилище Креста. Вскоре в Чане появились ещё два говорящих креста. Бывшая деревня стала городом Чан-Санта-Крус.
Самое удивительное — кресты действительно говорили! Спрятаться внутри них или за ними человеку попросту невозможно, а магнитофонов в то время, естественно, не было. Необъяснимость появления «говорящих крестов» состоит ещё и в том, что этот феномен вообще лежит вне культурной традиции майя. Ни фольклор, ни религия этого народа, как, впрочем, и его соседей, не знает ничего подобного.
В результате «Войны крестов» индейская территория стала фактически независимым государством. Правительство в Мехико неоднократно пыталось вернуть эти земли под своё управление. В 1899 году диктатор Порфирио Диас направил карательную экспедицию, которая захватила священный город майя, но индейцы унесли кресты в глубь сельвы. Разразившаяся с начала XX века гражданская война в Мексике отвлекла внимание от Юкатана, и в 1915 году индейцы вернулись в свою столицу. Здесь снова прозвучал голос крестов: они повелевали убивать каждого белого, ступившего на землю Кинтана-Роо.
Только в 1935 году правительство пошло на мир с индейцами. Их вождь официально был произведён в генералы, награждён орденом и назначен правителем свободной индейской территории. Его преемники по сей день беспрепятственно избираются индейцами, а центральное правительство не вмешивается в их жизнь. Майя верят, что мирный договор 1935 года принёс им победу над Мексикой и над всем миром белых.
А что же «говорящие кресты»? Они перенесены в новую столицу майя — Чампон, где по сей день находятся в святилище. Культ говорящих крестов является официальной религией свободной индейской территории. Но голоса их давно не слышно…
ВЕЩИ ВОКРУГ НАС ЖИВЫЕ!
Вера Климова, машинистка:
Я на одной и той же пишущей машинке работаю вот уже пятнадцать лет. Привыкла к ней, как к частице самой себя. И стоит кому-либо в моё отсутствие «постучать» на ней, я узнаю об этом сразу же, сделав буквально несколько ударов по клавишам. Как? Не знаю, но буквально ощущаю, что моя машинка побывала под чужими руками; она мне об этом «рассказывает»… Как-то иначе себя ведёт, у неё другой звук, другая мягкость при движении каретки, другая упругость клавишей, от неё как будто веет другим духом. А проходит какое-то время, она «приходит» в себя и становится снова только моей, привычной, даже — родной.
Юрий Башмет, музыкант:
Мой альт — старый, хороший инструмент — живое существо. У меня есть двойной футляр, в котором я в поездках вожу не только альт, но и скрипку. Так вот, альту это не нравится. Он несколько дней на меня обижается за это, я это ощущаю и по звучанию; и руками; и ещё как-то необъяснимо.
Лаврентий Рожков, программист:
У меня с компьютером сложились довольно интересные отношения. Стоит мне даже недолго поработать на другом, стоящем в том же кабинете или в совершенно другом, он об этом каким-то образом узнаёт и… ревнует, даёт мне об этом понять: едва заметно капризничает, работает чуть медленнее, как бы неохотно, намекает на то, что может дать сбой или ошибиться. Мне приходится с ним мысленно разговаривать приблизительно так: «Ну ладно, дружище, прости, я тебя люблю больше других; работать на другом пришлось просто по необходимости…» И это его успокаивает, он меня «прощает» и дальше работает, как обычно, прекрасно.
Виталий Колдунов, офицер запаса:
Моей «Волге» уже более двадцати лет, старенькая, битая, перебранная мною уже с сотню раз до винтика. Её бы уже пора и на свалку, но другой нет, а эта бегает помаленьку. И вот что интересно: сажусь за руль в хорошем настроении — и она ведёт себя как-то бодро, весело, легко и быстро слушается меня, порой даже, как мне кажется, реагирует на дорожную ситуацию или на моё желание раньше, чем я начинаю переключаться или рулить, угадывает мои намерения. Но стоит мне сесть за руль в дурном настроении или оно испортится у меня уже в дороге, как моя «старушка» тут же ощущает это и ведёт себя под стать мне: занудствует, капризничает, а то и вовсе возьмёт и заглохнет совершенно без технических причин. Я даже не пытаюсь её ремонтировать; просто посижу, помолчу, успокоюсь, послушаю весёлую музыку (за это время и она успокоится), включаю зажигание, и она заводится мгновенно, едем дальше. Она прекрасно реагирует на моё состояние, я в этом уже давно не сомневаюсь.
Сергей Логвиненко, водитель автобуса:
У меня с телевизором не сложились отношения буквально с первых дней в нашей семье. Во-первых, я вообще был против этого «чёртова ящика» в квартире. Во-вторых, купила его жена, и я уже увидел его и не обрадовался, но стерпел. В-третьих, как-то был дома один, включил его, а он поработал минут десять нормально, потом вдруг зарябил, замелькал… Я подошёл и, «как учили», грохнул по нему кулаком. Он вообще отключился. Я его в сердцах матом угостил, выключил. Пришла жена. Я ей ничего не сказал. Она включила его — заработал! И при ней даже не мигнул ни разу.
Только она вышла на кухню — отключился. Я к жене, говорю: «Купила хлам — не работает». Вернулись в гостиную, жена ему говорит: «Ну что, мой хороший, что с тобой?» Щёлкнула, включила — заработал. И вот так он себя ведёт уже десять лет: меня терпеть не может и не скрывает этого, а жену мою — любит и при ней работает, как новый, сволочь.
Иван Задорожный, полковник в отставке:
Не знаю, как «вообще», но у меня, в частности, был случай, который не выходит из памяти по сей день, хотя минуло уже более четверти века. Я тогда служил лётчиком первого класса, офицером. К нам в часть пришли новые машины, МиГ-16. Серийно испытанные, проверенные, но для нас — новые, поэтому мой вылет на нём был как бы испытательным. Взлетел нормально, поманеврировал на малых высотах, на средних, вышел на близкую к пределу — всё хорошо. Стал маневрировать и — раз! Двигатель заглох. Запускаю — молчит. Второй раз — молчит. Третий — молчит! Мне уже командует руководитель полёта: покинуть машину. А мне жалко: новенькая, первый вылет; я — ас и на глазах у всего полка грохну такую прелесть? Запускаю в четвёртый раз: всё — падает. Мне катапультироваться — раз плюнуть. И тут я ей говорю: «Ну, голубушка, ну дава-ай! Я — спасусь, а ты-то, такая красивая, новенькая, сильная, тебе же летать и летать, чего ж гибнуть-то зря?! Ну, да-ва-ай! Спасёмся вместе». И уже на свой страх и риск запускаю двигатель в последний раз. И — заработал! Вывел я новенький «миг» из падения, выровнял, плавненько так посадил его… Вылез — мокрый, силы — на нуле, сознание — как во сне, а душа — поёт! Потом писал, рассказывал, объяснял всё, кроме того, как «уговорил» машину завестись, как убедил её в том, что она хорошая и ей долгая жизнь суждена. И никому я её уже не отдал, так на ней весь её «жизненный путь» и пролетал, зная, что она меня тогда поняла, что мы с нею подружились навсегда.