Антология осетинской прозы
Шрифт:
— Складно написано, — проговорил Темур, беря у писаря заявление. — Я по дворам пойду подписи собирать, а ты, Илья, иди домой, новое услышишь — сообщи.
Они вышли во двор. Молочные туманы клубились над рекой, над холмами. Село еще спало. Рассвет был сумрачен и хмур.
Еще не рассеялся туман над лесом, еще утро не наступило, а судебный пристав уже подъезжал к Дур-Дуру. Позванивая колокольчиком, дружно бежали две кобылицы, впряженные в линейку, покрытую красным ковром. По одну сторону линейки сидел судебный пристав Владикавказского мирового съезда Никитин, по другую — старшина села Христиановского.
— Беги, народ оповещай, — проговорил
Линейка поравнялась с ними.
Темур молча оглядел незваных гостей, а Илья зашагал по дороге, что ведет из Дур-Дура в Христиановское.
Первым домом, из которого надо было выселить хозяина, был дом Темура. Когда пристав Никитин вместе с сопровождающими его должностными лицами направился к дому, народ опередил его. Со всех концов селения бежали люди и, добежав до дома Темура, останавливались. Собралось все село. Никто ни о чем не спрашивал. Толпа молчала. Притихшая, безмолвная, она ждала…
Тут стояли ветхие старики, у которых веки были изуродованы трахомой, и безусые юноши, и сморщенные старухи с седыми волосами, и оборванные ребятишки в отцовских бешметах, и молодые стройные девушки.
Вышел вперед высокий старик со щетинистыми бровями, выборный от дурдурцев, и сказал:
— Нет такого закона, чтобы выгонять детей и стариков, оставлять их без крыши, без хлеба… Не допустим мы этого, лучше не трогайте.
Подобно шелесту ветра перед грозой, прошел по толпе шепот и смолк.
Ползли с севера большие черные тучи, дул влажный ветер, накрапывал дождь, горы хмурили седые брови. Хорошо в такой день иметь теплую избенку, за избой — сарай, полный дров, сено, корову, ведро ароматного молока, а в печке — хрустящий чурек…
Плотной стеной загородил народ дом Темура, сжимаясь все плотнее и плотнее…
Пристав, князь Макаев и старшина отступили от дома. Отойдя, Никитин сказал:
— Разойдитесь и не сопротивляйтесь, все равно вас выселят. Не мешайте приводить в исполнение решение суда.
Молчание. Словно не толпа, а один человек — мрачный, насупленный, злой, готовый на смертельную схватку.
Тогда Никитин предложил полиции очистить проход к дому Темура.
Полицейские кинулись в толпу, но она сжалась еще сильнее и, как пробку, вытеснила их. Образовав живую плотную стену, толпа лавиной двигалась на пристава и должностных лиц, оттесняя их все дальше от дома. Тогда пристав вынул револьвер и направил его в толпу. Но даже это не испугало людей. Затаив дыхание, они наползали на кучу начальствующих лиц.
— Не пугай револьвером, начальник, — сказал старик и вплотную подошел к приставу. — Есть вещи страшнее смерти. Спрячь оружие, не озлобляй народ. Тот не боится смерти, кто устал ненавидеть…
Пристав, видя, что привести в исполнение возложенное на него поручение опасно, спрятал наган и сказал:
— Я принужден буду составить протокол о вашем поведении. За противодействие властям вы будете наказаны и, в конце концов, все равно подчинитесь решению суда!
— Пиши!.. Не боимся! Записывай!.. Всех записывай!.. — раздались крики.
— Все мы, как один человек, — сказал опять старик. — Не позволим выселить нас. Это наша земля. Деды наши, отцы наши умерли здесь, умрем и мы на ней…
— Где сам Амурхан? Где он? Трус!.. Пусть сюда придет! Погоди, отольются шакалу овечьи слезы…
Поднялся крик, послышалась ругань.
Старик поднял палку над головой. Шум прекратился.
Пристав
Никто не ушел. Назывались имя и фамилия, старшина удостоверял личность, и все сто сорок три семейства были занесены в протокол.
Чины полиции, старшина, пристав и князь пошли в дом помещика, а толпа все не расходилась: ругалась, стонала, проклинала, грозила…
Ворота помещичьего, дома были плотно закрыты, с цепей спустили собак.
Амурхан знал, когда толпа волнуется, она безрассудна, не знает удержу, как река, прорвавшая плотину.
Сыпал мелкий дождь. Ветер с печальным шорохом свистел на чердаках, где-то протяжно мычала корова, где-то плакал ребенок.
Владикавказ [28] — центр Терской области, место пребывания наказного атамана Терского казачьего войска. Живописны окрестности города! С юга — пологий хребет, покрытый густым лиственным лесом, выше — цепи скалистых и снежных вершин.
28
Владикавказ — теперь г. Орджоникидзе.
По дну узкого ущелья изорванным серым канатом извивается Военно-Грузинская дорога, соединяющая Северный Кавказ с Грузией. В городе — небольшой цинковый завод, находящийся в руках бельгийского капиталиста Дюкенна, и несколько маленьких кустарных заводиков, имеющих местное значение: салотопный, мыловаренный, кожевенный и винокуренный. Несколько мельниц, расположенных у изрезанных крутых берегов Терека, три бани, из которых одна персидская и посещает ее только мусульманская часть населения. Два торговых дома крупных богачей Огановых и Киракозовых, книжный и писчебумажный магазины, две частных лечебницы, реальное училище Терского казачьего войска, мужская гимназия, женская прогимназия, осетинский женский приют, выпускающий учительниц для горских школ. Пять церквей во главе с кафедральным собором, польский костел, персидское консульство с мечетью и громоздкий дом барона Штенгеля, суровой архитектурой своей напоминающий древнеготические замки. А на окраине города — кадетский корпус, готовящий из детей казачьих и горских привилегированных сословий офицерские кадры. На левом берегу Терека, на Тифлисской улице, в близком соседстве с публичным домом, тянутся казармы апшеронской пехоты и стоит тюрьма.
В городе одна центральная улица — Александровский проспект. Начинаясь с южной окраины города, он тянется через его центральную часть. Проспект разрезан вдоль широким бульваром, густо засаженным каштаном и липой. Еще несколько прилегающих к проспекту мощеных улиц, а потом начинаются узкие улички, затем — слободки с крохотными домиками. Среди маленьких кирпичных домов, раскрашенных ультрамарином, красуются особняки казачьих и горских богачей.
Владимировская слободка заселена мелким торговым людом и застроена купеческими домами. Бросается в глаза нарядный особняк князя Макаева, офицера по особым поручениям при начальнике Терской области. В Молоканской слободке живут сектанты и бездомные рабочие. В Шалдонской — мелкие кустари и ремесленники, славится она многочисленными винными подвалами. Запах переваренного хаша и черемши держится здесь даже в лютые морозы. Курская слободка заселена преимущественно рабочими. С южной стороны примыкает Осетинская слободка, самая нищая из всех окраин города.